Студент 1

Вот сука! Неужто заметил шпору?!

Точно. Как же он просек?..

Лев Юрьевич не поленился пролезть между сиденьем и стеной и с торжествующим видом вытащил оттуда бумажку.

– Вот! – провозгласил он. – Вот, Игорь Леонидович, видал?!

Тот сделался строгим:

– Твое?

– Мое, – не стал отрицать я. Отпираться было бы глупо. – Но я не пользовался.

– А зачем выбросил?

– Да я про нее забыл совсем, – слегка покривил я душой. – Случайно сунул руку в карман, тут и вспомнил. Ну… испугался, на всякий случай выкинул.

– Вот и дурак.

– Согласен, дурацкий поступок. Но эта бумажка никакого отношения к моей работе не имеет! – я указал взглядом на листы с штампами.

– Выбросил, не выбросил… – пробурчал Лев Юрьевич, – детский сад! Сказано было ясно, что запрещено. Значит, разговор окончен!

Его напарник предостерегающе вскинул руку. Он уже бегло просматривал шпаргалку.

– Ну… вроде бы почерк похож… – задумчиво произнес он.

Только тут мне пришло в голову: а каким почерком я пишу?! В прежней жизни, признаться, я не вспомню, когда и ручку брал в руки… ну, только для того, чтобы в документах расписаться. А так все на клавиатуре, в ватсаппе да телеграме, да на компе… Какой уж там почерк!

Мозги мои работали стремительно. Конечно – мыслил я – нынешний почерк Василия Родионова есть некий синтез его физиологии и моего опыта… ну, то есть опыта взрослого человека из двадцать первого века…

Дальше мысль не успела развиться, потому что экзаменатор отложил бумажку и решительно обратился ко мне:

– А ну-ка, товарищ Родионов… – и тут прервал себя сам, повернувшись ко Льву Юрьевичу:

– Послушайте, коллега, – произнес он мягко, но бесповоротно, – у вас ведь свои задачи, верно? Еще четыре человека в очереди. А с данным… героем наших дней я разберусь. Годится?

И здесь я понял, что мой собеседник в этой паре будет повыше рангом. Что-нибудь типа доцента против старшего преподавателя. Во всяком случае, Лев Юрьевич недовольно, но отошел, сел на свое место, зашелестел бумажками.

– Рабинович! – почти рявкнул он, и я мысленно посочувствовал Евгению. Впрочем… вывернется ведь, наверное!

– Итак, – сказал Игорь Леонидович, – скажи-ка мне, Родионов, вот что…

И пустился задавать вопросы не столько из школьной программы, сколько требующие размышления и смекалки. Почему он решился на такой эксперимент?.. Ну, не будем скромничать: наверное, не часто попадаются такие целеустремленные абитуриенты. И я не скажу, что он меня сознательно тащил. Нет. Ему в самом деле стало интересно, а есть ли потенциал в этом периферийном пареньке?..

И надеюсь, я его в этом убедил.

– Ну что ж, – наконец произнес он подытоживающим тоном. – Неплохо. Неплохо, Родионов. Я бы, пожалуй, поставил тебе «отлично», но дисциплина есть дисциплина. Оно, конечно, за твою шпаргалку надо бы тебя, балбеса, отправить в твой сарай до следующего лета… Одним словом, ставлю «хорошо». Проходной балл набираешь. Как говорят в прыжках в высоту, переполз над планкой. Все! Будь здоров.

И заполнил соответствующую графу моего экзаменационного листа.

Из этой речи я сообразил, что проходной балл, очевидно, был 18. Две пятерки, две четверки. Ну, или три пятерки и тройка, что менее вероятно. Я прошел впритирку, по минимуму.

– …валентность кислорода, как правило, равна двум… – уверенно поливал Рабинович.

– Что значит – как правило? – сварливо перебил Лев Юрьевич.

Дальнейшего я не слышал, поспешив выйти. Поступил!

И я отлично понимал, что это пока самый легкий этап моего врастания в эту реальность. Теперь надо идти домой, а где он, дом?.. То есть, понятно, что это общежитие, но вопросы-то не снимаются.

С этими нерешенными вопросами я вышел на крыльцо огромного учебного корпуса. Народу!.. Видимо, сегодня был завершающий экзамен если не по всем, то по многим факультетам, и на крыльце, и перед ним взволнованно колобродила, гомонила разнородная, разновозрастная толпа: и поступающие, и родители, и всякая родня, наверное…

– Васька! Базилевс! – и хохот.

Так, это мне, должно быть?.. Ну, похоже: ко мне спешил нескладный какой-то, сутуловатый, лохматый, большеротый парень, одетый примерно так же непрезентабельно, как я – провинциал. Зато слова-то какие знает!

– Ну?! – вскричал он с энтузиазмом. – Сдал?

– Как будто, – осторожно сказал я.

– Что это – как будто?! Сдал или нет?.. Что в листе-то написали? Покажь!

Я показал экзаменационный лист.

– А! – воскликнул он. – Ну, нормально. Восемнадцать баллов есть, годится.

– А у тебя? – спросил я, хотя по настроению можно было понять, что у него все превосходно. От вопроса, однако, он замялся:

– У меня-то? Ну… Поменьше, конечно…

– Покажи, – потребовал я.

В экзаменационном листе значилось: Ушаков Виктор Дмитриевич. Ага! По крайней мере, теперь знаю, как обращаться… Достижения же были следующие: математика устно – три, математика письменно – четыре, сочинение – пять, химия – четыре. Шестнадцать баллов.

– Так что теперь? – спросил я осторожно, стараясь не задеть каких-нибудь болезненных струн. Но таковых пока что не наблюдалось:

– Да фигня! Зачислят, если недобор будет!..

– А если не будет?