Студент 2 (СИ)

— Считай, что осень, — спокойно ответила она. — Последний раз это было в июне. Теперь до зимы не прикоснусь.

И бахнула вторую дозу.

Тут, видимо, клапан начало срывать, поскольку красотку понесло. Она закинула одну голую загорелую ногу на другую, пустилась горячо болтать с пятого на десятое — о сложных взаимоотношениях с коллегами, что ей завидуют, за глаза чихвостят всяко, почему-то упорно считают распутной разведенкой, которую муж выгнал из дому за б…ство, и никто знать не хочет, что она вдова морского офицера…

— Понимаешь?! Мне-то на них всех наплевать, конечно, но ведь одна! Одна на всем белом свете, ни единой родной души!..

Голос задрожал, в глазах блеснули слезы, но она справилась. Сглотнула, с силой поморгала. Уже на спрашивая меня, схватила бутылку, но налила аккуратно, немногим больше половины. Выпила. Подняла голову, глядя мне прямо в глаза.

Я смотрел, не отводя взор. И сказал негромко:

— Лариса! Можно вопрос?

Глава 19

Она помолчала. Потом сказала твердо:

— Тебе можно все.

Интонация ответа не оставляла ни малейших сомнений в том, что она имеет в виду под словом «все». И она не отводила взгляда, ставшего уже заметно хмельным.

— Хорошо, — сказал я очень многозначительно. — Тогда заранее прошу прощения…

И я потянулся к бутылке, налил себе пол-рюмки, выпил. Лариса терпеливо ждала. Выпивать не стала.

— Прошу прощения, если вопрос покажется бестактным.

Она слегка сощурилась, и я прочел это так: валяй! Посмотрим, мол, бестактно или нет. Но промолчала.

— О ваших отношениях с профессором Беззубцевым ходят легенды. Могу я услышать… из первых уст? Что тут правда, что неправда.

Произнося это, я ожидал какой угодно реакции, но Лариса Юрьевна оправдала свою репутацию в моих глазах. Я успел понять, что она человек здравомыслящий, умеющий держать под контролем свою горячую страстную натуру и выплескивать ее ровно тогда, когда ей нужно.

— Я не знаю, что говорят, — спокойно молвила она. — А что правда — я и он находимся в интимных отношениях. Да. Одинокая женщина и женатый мужчина.

— Тебе зачем это надо? — мгновенно спросил я.

Взгляд Ларисы затуманился, она налила себе тоже половинку…

Последовал довольно плетеный, с оговорками рассказ о том, как она повелась на заходы и подходы лукавого профессора, неплохо владеющего не особо-то и тонкими, но эффективными приемами обольщения. Клюнула. Ну, а потом…

Она пожала плечами:

— Есть простые вещи, которые сложно объяснить. Назвать это романом? Нет. Чувствами? Нет. И даже время как-то стерлось в памяти. Ну, один раз. Ну, другой. А потом привычка. А потом…

Тут ей понадобилось преодолеть еще один душевный рубеж. В ход пошла рюмка. Но уж отдушина так отдушина. Говорить так говорить.

Рассказчице пришлось признать, что со временем она втянулась. Визиты возрастного любовника стали не просто рутиной. Она стала ждать их… и в какой-то миг ощутила, что уже не может без них.

— Он как змей-искуситель, понимаешь?! — лицо разгорелось, глаза сверкали. Вообще казалось, что от нее идет жар. И видимо, ей уже незачем было думать, понимает ли семнадцатилетний парень, что такое «змей-искуситель». Ее несло. Барьеры рухнули. Следующее откровение далось легко, хотя оно было совсем убойным. Шок-контент, как говорят сейчас.

Лариса призналась, что секс с профессором у них был не обычным. Он по-настоящему активировался, входил в безумный раж, испытывал полноценный оргазм только в причудливой ролевой игре…

Я почему-то мгновенно вспомнил злые слова Козлова о Беззубцеве, услышанные мною чуть ли не в первую минуту знакомства с завскладом: а его, старую гниду надо… того, изнасиловать в неестественной форме. Мысль обожгла: да неужели?! Как говорится, сам того не зная, Савельич распахнул полог истины! Вдобавок ко всему, ученый муж еще и педераст?..

Нет. Оказалось еще интереснее.

Лариса поведала, что их порно-карнавал с Беззубцевым зиждился на садо-мазохизме, причем доктор наук, самоуверенный интеллектуал, лощено-импозантный джентльмен терял этот спесивый облик, полностью отдаваясь низменным игрищам в роли сабмиссива, «нижнего»…

Тут она прервалась. Брови сдвинулись:

— Извини, а ты понимаешь, о чем речь?..

— Конечно, — спокойно сказал я, и наполнив обе рюмки, четко разъяснил, что такое садомазохизм.

Не знаю, протрезвела Лариса или нет, но смотрела она на меня серьезно, пристально, и даже как-то с подозрением.

— Извини, — повторилась она, — а ты откуда все это знаешь?..

— Ну! — я постарался снисходительно ухмыльнуться. — В двадцатом веке живем! Эпоха информации, НТР… Иной раз узнаешь то, чего и знать не хочется. Выпьем?

Она кивнула, и мы выпили.

Дальнейший ее рассказ грешил сумбуром и повторами, но я легко просеивал словесный ворох, выделяя главное.

Насколько я понял, Беззубцев без своего театра порнографических теней жить уже не мог. Да, как артист без сцены, только отвратно. Он абсолютно перевоплощался, а точнее, развоплощался, словно оборотень. Исчезал человек, оставалась от него лишь грязная животная похоть…