Тут я приобрел такой премудрый вид, что мудрее, наверное, не бывает.
— А ты попробуй догадаться с трех раз?
Лена смотрела на меня распахнутыми глазами… их взгляд менялся, становясь понимающим.
— Ты хочешь сказать, что это Беззубцев⁈
— Молодец, — солидно отметил я. — Соображаешь. Ты знаешь, я… уверен-не уверен, но есть много причин думать, что соседке ничего не почудилось. Скрип двери был. И муж был в целом прав. И если кто убежал в ночь из квартиры с мертвой любовницей, то это был Беззубцев. Говорю, конечно, в порядке гипотезы!
В лице Лены мелькнула растерянность:
— Погоди… Слушай, это как-то в голове не укладывается! Ну ладно, Беззубцев этот дрянь, карьерист… Но тут ведь выходит, что он убийца⁈ Так, что ли?
Я жестко усмехнулся:
— Не знаю. А вот подумай: почему его уже который день нет на работе? Заболел, лечится?.. А что нам мешает предположить, что он в состоянии нервного шока, пережидает эти дни дома, чтобы как-то восстановиться?.. А больничный ему оформить — пара пустяков! Похоже на правду?
— Ну… — неуверенно протянула она.
— Похоже, похоже, — ответил я сам. — Но вообще говоря, я склоняюсь к мысли, что вряд ли он убийца. Сознательный, по крайней мере. Скорее всего, смерть Ларисы — это неосторожность. Но он при этом присутствовал! И слинял по-быстрому.
Лена изумилась пуще прежнего:
— Откуда ты это знаешь⁈ И какая такая неосторожность могла привести к смерти?
— Пока не знаю, — сказал я тоном ученого-исследователя. Пока только догадки… И вот тут-то я пока промолчу, а спросить тебя хочу другое.
Я давно прикинул несложную тему: два дома, где жили Лена и Кайзер, зеркальными не то секторами, не то сегментами обнимали площадь, создавая архитектурный ансамбль. Следовательно, строили их одновременно. По моим прикидкам — перед самым началом массового Хрущевского строительства. Последние «Сталинки», годы так примерно 1955–1957… Это первый факт. А вот второй: стало быть, заселяли их тоже почти одновременно. И поскольку здания были не то, что статусные, а очень статусные по тем временам, стало быть в обоих домах селилась публика примерно одинакового социального ранга…
Но зашел я издалека:
— … спросить тебя хочу другое. Скажи, вы в этой квартире давно живете?
Лена совсем не удивилась этому вопросу, очевидно, начиная привыкать к моим дедуктивным многоходовкам. Напротив, невольно приосанилась:
— Да всю жизнь! И я, и родители… Ну, папа, то есть. Это квартира его папы, моего дедушки…
— Слушай, это ведь очень престижные дома были! И ваш, и другой полукруглый. Кто здесь получал квартиры по тем временам? Ты знаешь?
— Конечно! — Лена воспрянула. Глотнула чаю. — Я вообще тут многих знаю!..
Она вдохновенно и с гордостью распространилась о том, что ее дедушка был крупный ученый, доктор наук, в время войны работавший над очень важными задачами в области химии углеводородов. И после войны продолжал работу в специальной лаборатории в НИИ… и может, стал бы академиком или хотя бы членом-корреспондентом, но умер. Скоропостижно скончался в пятьдесят восьмом.
— Не успел увидеть внучку… — вздохнула она и чуть не прослезилась.
«И как внучка трахается в его доме…» — хулигански полезло у меня на язык, едва сдержался.
— Некролог в газете был! — возгордилась Лена. — Сейчас покажу!..
Она вспорхнула, умчалась в комнаты, довольно долго гремела и шуршала чем-то, вернулась с пожелтевшей газетой:
— Вот! На четвертой полосе.
Я кивнул, но с интересом просмотрел и другие полосы. Газета «Знамя коммунизма» от 28 января 1958 года. А на четвертой, верно, траурная рамка, портрет интеллигентного пожилого дядечки, в котором явно сохранялось что-то от прежнего, канувшего в Лету мира, унесенного Первой мировой войной, революциями, войной Гражданской…
«Руководство и коллектив научно-исследовательского института с прискорбием сообщают… на шестьдесят третьем году жизни… Никонов Владимир Петрович… доктор химических наук… Орден Трудового Красного знамени! Ничего себе… Медали… Память навсегда останется с нами…» Ну, понятно.
Пока я все это читал, Лена увлеченно трепала язычком — увы, ни дедушки, ни бабушки с отцовской стороны ей не суждено было увидеть. Мать отца скончалась еще раньше. И ей, Лене, от этого иногда бывает очень горько, хотя грех жаловаться на папу с мамой — редко кому доставалось больше родительской любви, чем Леночке Никоновой…
— Да, понимаю, — сочувственно сказал я, складывая и возвращая газетный лист. — Но я что хочу спросить: смотри, получается в эти два дома заселяли, думаю, по особым спискам, на уровне Обкома, минимум Горкома, так?..
Лена прожевала ломтик пряника, запила чаем:
— Всех деталей не знаю, а вообще…
Вообще ближайшие кварталы строились для работников молодого тогда Политеха, нескольких НИИ, тесно связанных как с тем же Политехом, так и с рядом крупных предприятий. Здания были разной степени солидности, именно вот эти два полукруглых — одни из самых-самых. Здесь получали жилье ведущие ученые, профессора, руководящий и ведущий инженерный состав заводов… ну и, ясный день, червячками пролезли несколько партийных и советских работников звеньев «Горком-Райком».