Конечно, я навсегда запомнил и подъезд, и расположение квартиры Алисы и ее родителей, но совершенно не обратил внимания на номера и того и другого. Вон он, этот подъезд: крыльцо, старинная двустворчатая дверь… А нам куда?
Нумерация подъездов и квартир в домах, возведенных до эпохи массовой застройки — дело всякий раз внезапное. Тут и я подзапутался, к тому же таблички с номерами были не везде.
— Нет, блин, ну кто такое придумал⁈ — возмущался Витька. — Смотри, вон там подъезды первый, второй… а третий, выходит, вон где! Это как понять?
Понять было не так просто, но историческая логика тут, бесспорно, присутствовала. Другой вопрос, что она не похожа на обыденную. В Г-образном доме построили сперва короткую поперечину, пронумеровали квартиры. Затем построили длинную, пронумеровали и здесь. Все это было до войны. А после войны надстроили пятый этаж, и там прогнали дополнительную нумерацию.
Пока Витек тщетно пытался объять разумом причуды истории, я сообразил, что искомая нами квартира № 65 находится как раз в послевоенном надстрое, где, помнилось мне по словам Алисы, один длинный коридор, типа как в общаге или «малосемейке», то есть заходи в любой подъезд длинного корпуса, и попадешь на пятый этаж.
Эти соображения я и высказал Витьке.
— Ну давай… — не очень уверенно произнес он. — Кстати, можем предварительно звякнуть. Где тут автомат?..
— Думаю, без звонка обойдемся. Давай наудачу вот в этот подъезд. А там видно будет.
— Ну, пошли…
И мы вошли в подъезд, устроенный иначе, нежели Алисин. Заметно менее добротный. Но потолки высоченные, правда, запыленные, затянутые многолетней паутиной.
— Тут прямо фильм ужасов снимай… В Голливуде, говорят, такие делают, слыхал?
— Ну, а как же. Режиссер Альфред Хичкок. Слышал?
Витек наморщил лоб:
— Что-то краем уха… Это ихний, американский?
— Англичанин, вообще-то. Но можно и так сказать. Так! Смотри: вот точно позже надстраивали!
Лестница с четвертого на пятый этаж выглядела совсем щуплой по сравнению с пролетами ниже.
— Ну, домище… — бурчал Витек.
Пятый этаж являл собой в самом деле удивительное зрелище: длиннющий коридор наподобие школьного, где с одной стороны окна, с другой двери. В принципе, светлый. Но окна настолько немытые, настолько запыленные, что освещенность в этом помещении была, наверное, вполовину от исходной. Пол дощатый, скрипучий. Запах — сложный, но в целом затхлый.
— Так, — произнес я, осматриваясь. — Ну что, искать будем методом тыка?..
Вряд ли заслуга этого метода, скорее случайность — дверь с биркой 65 оказалась третьей слева. Долго искать не понадобилось.
— Ага… — протянул Витек, скептически глядя на дверь примерно 1948 года изготовления и установки. Звонок почему-то был оторван, сиротливо торчали два проводка.
— Богема, — вздохнул я.
Витька догадался осторожно соединить проводки, держась пальцами за изолированные части. За дверью глухо затрещало.
— Молодец, — сказал я. — Вот это и есть дедуктивное мышление.
Он хмыкнул:
— А как ты думаешь, при таких вводных данных… что у них тут с платежеспособностью?..
И не договорил. Дверь открылась. Вернее, приоткрылась.
На ширину примерно сантиметров сорок. В этом пространстве как-то неоправданно низко возникло молодое и довольно симпатичное женское личико — как будто девушка смотрела на нас, согнувшись в поясном поклоне.
— Здравствуйте, — вежливо сказал я.
— Здрассьь… — неясно и опасливо произнесла она.
— Мы от Константина, — довольно бойко представился Витек. — Принесли… продукт.
Взгляд девушки, все тот же пугливый, сместился на Витька. И вдруг прояснился. Все лицо тоже:
— Ах, да!.. Да, конечно. Сейчас!
Не успев сказать это, она внезапно исчезла. Как будто ее утянули назад. Витька оторопел:
— Ничего себе… Это что за трюки?
Я пожал плечами. И правда, странно.
Лицо возникло вновь, уровнем выше прежнего, да с каким-то досадливым выражением, словно что-то было не так.
— Извините… — торопливо пробормотала девушка. — Я тут… сейчас… ой! Сейчас я рассчитаюсь, только одну минуту…
Все это она говорила кривясь, морщась, даже с каким-то ожесточением, что ли… Вообще, все это походило на кукольный театр, где за ширмой творятся действия актеров, а зрители видят только движения надетых на невидимые руки петрушек.
Меня почему-то это стало раздражать, а голова и дверь вдобавок стали неровно дрыгаться — нет, точно там было что-то неладное, чего я, наконец, не вытерпел.
— А ну-ка! — я резко толкнул дверь и шагнул в помещение.
Похоже, что и правда здесь после войны наспех слепили тесненькие квартирки-малосемейки. Сегодня бы, возможно, сказали — «студии». Но я, конечно, на это не особо взглянул. На меня так неприятно подействовали эволюции говорящей головы и двери, что я сунулся вперед, не думая о последствиях.
А они оказались довольно неожиданны.
Девушка — видимо, это и была маникюрша Лидия, хотя и без явных подтверждений — была в пестром коротком халатике. Не знаю, что под ним, но ноги совершенно голые. Босиком. Красивые, привлекательные женские ножки.