Студент из прошлого тысячелетия (СИ)

Спустя один продолжительный взгляд, я получаю нужные сведения.

Конец занятий видится очень далёким.

В госпитале мы мучительно долго истязаем спящих под наркозом мышей, разрезая на части и пытаясь срастить клочок ауры, который мне не доступен. Преподавательница, сухонькая леди в кружевном сером платье по имени Степанида Кондратьевна Шевцова, рассказывает нам о том, как правильно исцелять неодарённых.

Различия не то чтобы фундаментальные.

В случае с одарённым в первую очередь сшиваются энергетические потоки, а уже во вторую плоть. А на примере животных и простых людей без развитого магического потенциала, всё намного проще. Главное соединить мясо таким образом, чтобы оно не приросло как попало.

Нет, энергетически сущность неодарённого тоже страдает. В основном это касается проводимости, которая сильно связана с нервными окончаниями. Будто нервы заменяли простакам энергоканалы. На примере мыши, отрезав ей лапку, а затем срастив её, Степанида Кондратьевна показала, что не всё так легко.

Лапка оказалась отрезана от ауры, представлялась бледной и безжизненной в магическом спектре. И лишь восстановив угасающую часть, мы смогли вернуть бедному созданию чувствительность.

Мышь кстати всё это время скакала по клетке, задрав зад, и волоча за собой непослушную лапку.

Дождавшись окончания занятий, бегом покидаю академию. Вслед мне что-то кричит парочка поджидающих на улице девушек в лице Евдокимовой и Суворовой.

— У меня дела, — отмахиваюсь я, вызывая клинок. — Надо увидеться с Хризалидой Яковлевной.

— Снова какая-то девица… — шепчет Суворовой Настя.

Не слушая, что они там говорят, взлетаю, сверяясь с картой на телефоне.

Через час внизу появляется опрятный дом с желтеющим яблоневым садом, под деревьями которого лежит приличное количество жёлтых плодов.

Снижаюсь перед калиткой, спрыгивая на землю.

Дом выглядит ухоженным, ко мне по дорожке уже направляется молодая девушка в самом соку. Лет двадцать на вид. Одета в простое платье фиалкового цвета и ботинки, выбивающиеся из наряда. На плечах кожаная курточка, взгляд мечет молнии.

— Хризалида Яковлевна не принимает! — встав по ту сторону ограды, отрезает девица.

— Прошу прощения, но я как бы это странно не звучало, её старый друг, — вежливо начинаю я. — Не могли бы вы передать ей пару слов. Прошу вас.

— Разве не понятно? — упирает руки в бёдра девушка. — Я вызову охрану.

— Право, не стоит, — слегка кланяюсь. — Одно слово, даже не два, вы позволите?

Та бессильно смотрит по сторонам. Видимо слова про охрану, не иначе как блеф.

— Слушаю… — спустя несколько секунд отвечает она, склонив голову на плечо.

— Скажите ей «листик», — прошу я.

— Хорошо, — отвечает девушка. — Ждите.

Она удаляется, шагая по дорожке к дому.

— Я подожду, ты ждала четыре сотни лет, Листик, а уж пару минут я выдержу, — грустно шепчу себе под нос, подставляя лицо ветру.

Глава 21 Зоопарк

Возвращалась девушка уже бегом.

Рывком распахнула калитку и взяла меня за руку. Молча иду следом. Ближе к дому уже почти не сопротивляясь девице. Иначе она меня так на руках и внесёт, с неё станется.

Внутри дом пахнет благовониями и старческим уютом. Никогда не любил подобные места. Эти тарелочки на стенах с фотографиями внуков и полным древом кошачьего семейства. Вязаные пледы на продавленных диванах и кружевные скатерти.

Обведя комнату взглядом, перевёл его на внучку Хризалиды.

— Кхм… — раздалось деликатное покашливание из гостиной.

Спустя секунду оттуда появилась седовласая женщина в инвалидном кресле. Смотрит настороженно и с лёгким презрением.

— Вы не похожи на моего старого знакомого, юноша, — наставительно говорит она. — Так зачем вы здесь?

— Ба, я же говорила, шарлатан какой-то, — насупилась девушка, скрещивая руки на груди. — Гнать поганой метлой?

А я всё смотрел, смотрел на то, как безжалостно время. Оно поедает металл, выпивает моря и реки, голодное и неотвратимое.

Листик не сводила с меня глаз, по-старчески прищурившись, отчего вокруг глаз пролегла сетка морщин. Мы молчали, я не мог подобрать нужных слов.

Но Листик всегда была умной, куда умнее, чем я.

— Однажды ночью, после битвы под Тверью, мы сидели на срубленном лапнике. Мне было страшно, а он сказал мне, что…

— Что страшно всем, — кивнул я, продолжив. — Важно не давать страху принимать обличие. Можно бояться чего угодно, но когда мозг рисует твои страхи, ты начинаешь оступаться.

Выцветшие глаза подруги стали влажными, она всхлипнула, закрывая рот ладошкой.

— Лучше просить прощения… — начал я.

— Чем разрешения… — закончила она и разрыдалась. — Господи, это правда ты! Это правда ты, Тёмный…

Внучка непонимающе переводила взгляд с меня на бабушку и назад.

— Ты заставил мою ба плакать, кто ты вообще такой? — выдала она, просверлив меня парой красивейших глаз, таких, какие были когда-то у Листика.

— Она похожа на тебя, — с грустью произнёс я. — Такая же смелая, даже безрассудная в своей любви.

— Прямо как я в молодости, — женщина утёрла слёзы, подняв очки на лоб, и затем вернув их на место.