Шли не спеша, молча. Говорить не хотелось. Я, конечно, изо всех сил запоминал дорогу. Утренняя прохлада еще овевала мир, в небе еще таяла бледная дымка… Деканат химфака оказался не в главном корпусе, не там, где вчера мы сдавали экзамен. Это здание оказалось куда более прозаическое: пятиэтажка без архитектурных изысков, правда, с почти сплошным остеклением этажей: учебных классов, лабораторий, кабинетов… Дух ретро-футуризма, скажем так.
На крыльце Саша глянул на часы, присвистнул:
— Ну, еще время есть!
— Говорил я, рано поперлись… — проворчал Виталий.
— Не рано, а с упреждением, — наставительно сказал Саня. — Есть время покурить, собраться с духом… — тут он подмигнул и вынул из кармана черно-белую пачку «Золотое руно». — Налетай, пока я добрый!
Глава 7
Мы перекурили, поболтали, убивая время… Я-то не дымил, Витек тоже, а рабфаковцы грешили табаком. После перекура еще потрепались о чепухе, Саша глянул на циферблат часов «Восток».
— Что, пацаны? По второй курнем, да и пойдем?
— Я думаю, лучше идти, — негромко сказал я. — Явимся чуть пораньше, это будет разумно.
Саша секунду поразмыслил.
— Согласен! — решительно объявил он. — Пошли.
И мы пошли по лестнице гуськом. Саша возглавил процессию, я замкнул: в данном случае, если он был адмирал, то я контр-адмирал. И чуть приотстал, как бы немного сам по себе. Не то, чтобы нарочно я это сделал, а как-то само собой вышло.
Кабинет декана оказался на третьем этаже, а коридоры в этом корпусе были прямые, сквозные, длиннющие и полутемные, поскольку в них были только двери, ведущие в кабинеты и аудитории. Освещались они мертвенным светом люминисцентных ламп, включенных частично, видать, в режиме экономии. Иные из них зловеще, с икотным звуком моргали, и в общем, в такой обстановке самое то было снимать триллер…
Впрочем, эта мысль сверкнула и пропала. Сейчас меня волновало то, что по времени и месту.
Дверь в деканат — двустворчатая, с большими матовыми стеклами. Сквозь них в коридор тускло сочился свет. Я невольно глянул на часы: без пяти десять. Да. Я был прав.
Саня, полуобернулся:
— Ну, коллеги, готовы?..
Мне показалось, что это он сказал мне, минуя остальных, и я усмехнулся:
— Без страха и упрека!
По одному мы вежливо вошли в приемную.
В отличие от сумеречного коридора эта комната была на диво светлая. Окна здесь были почти во всю стену. Кроме того, здесь был целый лес растений: цветов, каких-то фикусов и папоротников в огромных кадках… и с этим ботаническим садом возилась стройная моложавая блондинка в югославском джинсовом брючном костюме — писк моды. В данный момент она поливала из крохотной леечки какое-то вьющееся лианообразное растение.
— Здравствуйте, Юлия Михайловна! — вежливо произнес Саша. — Нас тут вызывали…
— Лаврентьев? — спросила она, не оборачиваясь.
— Я… и не только.
— Знаю. Семеро смелых. Лев Сергеевич вас ждет. Проходите.
Весь диалог Юлия Михайловна провела спиной к нам. Я так и не увидел ее лица, но вполне смог оценить «вид сзади». Такая ничего себе, очень фигуристая особа. Будь я постарше… То есть я, Василий…
Саша, распахнув дверь, в кабинет громко сказал:
— Лев Сергеевич! По вашему указанию прибыли!
— Заходите! — услышал я знакомый голос.
Помещение оказалось небольшим, скромным, обшитым деревянными панелями. Одна из стен представляла собой сплошной встроенный шкаф со множеством разнокалиберных дверец. Еще одна стена — практически сплошное окно. Рядом с ним стоял рабочий стол декана и несколько стульев.
Тоже комната-аквариум.
ЛСД стоял у оконной стены, руки в карманах брюк, смотрел на улицу, но когда последним зашел я, щелкнул дверной ручкой, он повернулся к нам.
Еще вчера я заметил, а сейчас убедился, что Лев Сергеевич тот еще пижон — ну, в хорошем смысле. Мастер элегантно приодеться и вообще проследить за собой. Внезапно мне пришло в голову, что он тщательно бреется, угощает лицо лосьонами, кремами… и все это результат ощущения возраста. Похоже, наш декан очень не хочет стареть, как может, так и борется с непреодолимым течением лет.
Тут во мне озорно просквозило — вот бы кому надо попасть в тело юноши другой эпохи! Вот сбудутся мечты!..
Темные с легкой проседью волосы Льва Сергеевича были аккуратно, волос к волосу причесаны. Облачен он был на сей раз в костюм цвета молочного шоколада, легкий, летний. Наверняка чехословацкий или ГДРовский. Свежая рубашка, светлая, почти белая, но с едва уловимым кремовым отливом. Вишневый с прихотливыми бело-розовыми узорами галстук.
Декан молча уставился на нас давящим взглядом. Глаза у него были темно-синие. Лицо бесстрастно-отчужденное.
Вот удивительно: несмотря на все это, я шестым чувством ловил, что ЛСД вовсе на нас не сердится. Что он прекрасно помнит свою студенческую юность, когда наверняка он был отъявленным стилягой с оранжевым галстуком, в клетчатых штанах и башмаках на толстой белой подошве — «на манной каше», как тогда выражались… И все эти безумства юности в каждом поколении он видит, знает, и относится к ним совершенно снисходительно.
Тем не менее, положение обязывает. В данном случае — наложить на нас необременительное наказание.