В здание общежития я вошел так уверенно, словно живу здесь годы и годы. На вахте сидела незаменимая Матвеевна, она что-то усердно жевала, а на столе у нее стоял стакан с дымящимся чаем в мельхиоровом подстаканнике.
— Добрый вечер! — бодро приветствовал я. — Четыреста седьмой?..
Жуя, престарелая консьержка сунулась в ящик, загремела барахлом. Через секунду выкинула ключ:
— Держи!
Похоже, она была в хорошем настроении. Я взял ключ.
— А сосед мой что, не приходил еще?
— Это Ушаков-то?
— Он самый.
— Был. Ушел.
— Куда?
— Ну а я знаю? По делам, сказал. Я в это не лезу.
Я машинально почесал в затылке. Смотри-ка ты, не лезет она… Чутье подсказывало мне, что Матвеевна знает все в округе. Ну, все-не все, но информацию концентрирует. Ну да ладно.
В комнате я обнаружил свои утренние «городскую» булку и бутылку кефира. Все строго в сохранности, при том, что свою порцию Витек, похоже, истребил дотла, а бутылку наверняка пошел сдавать. Пятнадцать копеек. Это деньги.
Две порции мороженого вряд ли можно назвать едой для молодого здорового парня. Я ощутил голод, люто захомячил булку, кефир выдул прямо из горлышка, предварительно взболтав как следует. Кефир был настоящий, натуральный, вкус изумительный. И этого, конечно, было недостаточно. Я с грустью смотрел на опустевшую бутылку в густых белых подтеках, постепенно созревая для того, чтобы отправиться в магазин…
На этой стадии созревания дверь распахнулась, в комнату валился Витек с туго набитой чем-то черной сумкой из кожзаменителя. Молния на ней была застегнута кое-как, не сходясь до конца.
— Привет! — радостно проорал он и потряс этим баулом как трофеем.
— Вечер добрый, — откликнулся я настороженно. — Ты никак со щитом?
Не знаю, понял ли он античную аллегорию, похоже, это пролетело у него мимо ушей. С победным видом плюхнулся на кровать, взвизгнула панцирная сетка. Переполненный саквояж он шмякнул рядом, победоносно хлопнул по нему рукой.
Точно, со щитом.
— Слышь, Базилевс! Помнишь, я говорил тебе… Стоп! А где ключ?
Не вставая с места, я кинул ему ключ. Он ловко схватил его правой рукой, вскочил и запер дверь.
— Так вот, — продолжил он прерванную речь, все так же куражась. — Помнишь, я говорил тебе, что настоящего чешского пива поднесу! А?
— Я все помню. Конечно. «Старопрамен».
— Молодец! Пятерка тебе за память. Держи!
И расстегнув ридикюль, он торжественно вынул «приталенную» бутылку темно-зеленого стекла. Настоящий чешский «Старопрамен», неведомо как добравшийся до нас. Конечно, система СЭВ (Совет экономической взаимопомощи) работала, но таких дефицитов в советскую провинцию не заносила. Тут были иные пути.
— Спасибо, — растроганно произнес я. — Перед сном выпьем по-братски. Надеюсь, никаких обходов сегодня не будет.
— А кто его знает!.. Ты на всякий случай в тумбочку спрячь.
Я так и сделал, и сказал:
— Слушай… — но он перебил:
— Погоди! Ты слушай. То есть, смотри. Глянь! Видал?!
Это он предложил мне заглянуть в саквояж. Я заглянул и сообразил, что в данном случае надо восторженно присвистнуть, воскликнуть… короче говоря, выразить восхищение. Я и выразил:
— Вот это да! Витька, да ты, никак, великий комбинатор! Фарцовка, что ли? Промышляешь?
— Ну, присутствует, — скромно загордился он.
Сумка была полна пачек жевательных резинок: «Ригли» нескольких видов, опять-таки чешские «Педро» — с пацаненком латинского вида на обертке. Были тут и сигареты: «Бонд», «Пэл-Мэлл», «Лаки страйк». Три блока по десять пачек. И главное — три штуки японских электронных часов «Сейко кварц».
— Видал?! — торжествуя, повторил он. — Тут пол-косаря мается, понял? Ну, примерно.
— Понял, не дурак, — задумчиво сказал я. — Был бы дурак, не понял бы… А говорил, бабок нет!
— Ха! Да это ж пока товар, а не деньги. Сечешь?..
Витьку распирал дух удачи. Он разоткровенничался, поведал, что товар ему доверили на продажу. Доверил, вернее. Один человек. Есть такой. Витек не замечал, что говорит о нем с восторгом, с придыханием. Я слушал, кивал, аккуратно спрашивал… и постепенно выяснил нехитрую механику бизнеса.
Есть некий достаточно крупный спекулянт. Можно сказать, оптовик. Тот самый, Витькин кумир. Как он работает, «под кем ходит», от кого получает товар — этого, конечно, мой приятель не знал, да и узнавать не собирался: «тут как у шпионов — меньше знаешь, лучше спишь…» Так вот, этому негоцианту неведомо откуда поступает дефицит, он раскидывает его по доверенным людям. Либо продает сразу, либо отдает на реализацию. Из восторженной Витькиной болтовни я усвоил, что его отношения с барыгой достигли такой степени доверительности, что тот отдал солидную партию барахла на условиях самостоятельного плавания.
— Во! — в который раз Витька с силой хлопал по сумке. — А уж как фарцануть по-умному, я знаю, будь спок! Со свистом улетит!
Я дипломатично покивал.
Разумеется, он о чем-то умолчал. Например, о том, что сумма прибыли как-то поделится между Витькой и «оптовиком», и надо полагать, сильно в пользу последнего. Но рублей сто-сто двадцать мой сосед зашибет, если, конечно, все сложится. А это совсем даже не худо.