Студентка, комсомолка, спортсменка

То же самое повторилось и в Берлине, с той лишь разницей, что на контроле я, как флагом, размахивал бумагой уже от Хонеккера. На выходе из аэропорта меня ждали. Степан передал меня с рук на руки Фрицу, своему коллеге из Штази, выдал мне двести марок на карманные расходы, напомнил телефоны советского посольства, после чего вернулся в аэропорт. Он свое дело сделал и возвращался в Москву.

А мы с Фрицем погрузились в такси и поехали на вокзал. До Карл-Маркс-Штадта нам предстояло добираться на поезде. Фриц мог говорить по-русски. Вполне грамотно, но не очень чисто. Акцент чувствовался. Впрочем, он этим своим умением не злоупотреблял. Говорил Фриц очень мало и исключительно по делу. А улыбаться он, по-моему, вовсе не умел.

Вот так вот и получилось, что свой тринадцатый день рождения и новый, 1974 год я встретил в роскошном двухместном купе в обществе хмурого Фрица, приближаясь со скоростью движущегося поезда к одному из крупнейших городов социалистической Саксонии, городу Карл-Маркс-Штадт…

На вокзале нас с Фрицем встречали. Не толпа, конечно, нет. Но человек двадцать встречающих набралось. А вот про одежду я не подумал. На дворе январь месяц, а в ихней Саксонщине температура где-то плюс десять сейчас, да еще и солнце светит. Мне в моем московском пальто стало жарко, едва я спустился на перрон.

Рядом со мной спрыгнул на землю Фриц, поднял мой чемодан, и мы с ним двинулись в сторону группы встречающих. Эльзу я сразу узнал. Во-первых, я видел ее раньше на фотографии, а во-вторых, она была тут единственным, кроме меня, ребенком. Остальные были взрослыми.

Эльза тоже узнала меня. С радостной улыбкой на губах она шагнула вперед и протянула мне букет белых роз. А затем обняла за плечи и поцеловала в обе щеки. Слышу, вокруг щелкают фотоаппараты. Пару раз и вспышки мигнули. Понятно, кто меня встречает. Корреспонденты. Газетчики. Блин, мало мне было от своих письма получать тысячами, так теперь еще и немцы писать начнут наверняка. Когда я все это читать-то буду?

А Эльза тем временем разжала объятия, отступила на шаг и произнесла по-русски явно заученную заранее фразу:

– Дорогая Наташа! От лица всех пионеров ГДР приветствую тебя в красивом городе Карл-Маркс-Штадт.

После чего она перешла на немецкий и бодро протараторила небольшую, минут на пять, но тоже явно заученную наизусть речь. Причем обращалась она больше не ко мне, а к газетчикам. И это правильно. Потому что я все равно ни фига не понял. Тыр-пыр-дыр. Немецкий язык я вовсе не знаю. Так, пару фраз вроде «Хенде хох», не более. В школе-то мы английский учим. Знаю только, что существует так называемый «литературный» немецкий язык, а кроме него есть еще и «разговорный». И если литературный язык един для всей Германии, то разговорных есть несколько диалектов.

Наконец, Эльза перестала тараторить и вопросительно уставилась на меня. А я молчу, сжимая в руках свой букет. Шипы колются. Эльза опять что-то сказала. Молчу. Еще фраза. Молчу. Наконец, не выдержал стоящий рядом со мной Фриц. Он слегка толкнул меня локтем и тихонько шепнул по-русски:

– Ответь что-нибудь. Видишь, человек надрывается.

Блин, тут Фриц сам виноват. Не хрен было фразами из фильма бездумно кидаться. После таких его слов мой язык даже и не подумал проконсультироваться с головой, а просто машинально выдал стандартный ответ. Голосом сидящего на троне Бунша я ляпнул:

– Гитлер капут…

Глава 41

– Тыр-пыр-дыр-мыр?

– Нихьт ферштеен.

– Наташа, мама спросит, какой это есть название.

– А-а-а… Это называется «пельмени». Русское национальное блюдо.

– Mutti, тыр-пыр-мыр пельмени.

– Мыр-тыр-пыр-нур-мыр.

– Нихьт ферштеен, фрау Хельга.

– Наташа, мама имеет немного мыр-дыр для этот.

– Все равно, нихьт ферштеен, Эльза.

– Nataly, my wife to ask for you, how much мяу-мяу-ква danger in this хрю-мяу пельмени.

– А, понятно. Опять боитесь. Ну и мнительные же вы. Не бойтесь, не отравлю я вас. Кушайте, не обляпайтесь. Можно со сметанкой. Или с маслом тоже неплохо пойдет.

– Nicht verstehen, Natascha.

– No danger, very good food.

– Thank you, Nataly.

– Это не все еще. Вот, попробуйте. Вроде готов уже.

– What is it? Russian ква-хрю-мяу-мяу?

– Нда. Как бы так вам половчее объяснить? В общем, квас это. Настоящий, хлебный. Не из концентрата. Впрочем, вы и из концентрата-то не пили. Совсем вы тут в своей Саксонщине одичали.

– Nicht verstehen, Natascha.

– Это понятно. Ладно, давайте я первая выпью. Чтобы вы поняли, что это не отрава…