Мать с грудной Аней выбралась из вагона через окно, а Алёша остался. Тогда в их вагоне эвакуировали какой-то детский сад, и Алёша вместе с незнакомой девчонкой чуть постарше его до последнего помогал напуганной малышне выпрыгивать из окон горящего вагона. Под конец они уже просто выбрасывали детей в горящей одежде из окон, не заботясь о том, куда и как малыши упадут. Ни эта девчонка, ни сам Алёша выбраться наружу тогда не успели, так в том вагоне и сгорели. Сгорели и все вещи, в том числе документы. А семейные фотографии с довоенными снимками сгорели уже в Москве, при пожаре. Поэтому от того Алёши остались лишь устные воспоминания. Единственное, что помнил про него деда Миша, так это то, что, по рассказам его бабушки, Алёша до войны был председателем совета пионерского отряда в школе.
Я чуть отодвинула штору на окне и посмотрела на Алёшу, копошащегося вокруг лежавшей на земле бесформенной грудой палатки. Надо же. Оказывается, я и его спасла. Если бы не я, он уже больше двух месяцев был бы мёртв. А сейчас вон живёхонек! Палатку поставил, внутрь лезет. Упс. Не, это я погорячилась. Палатку он ещё не поставил. Она на него рухнула, едва он внутрь наполовину забрался. Пришла кошка, обошла вокруг палатки и Алёши и уселась невдалеке наблюдать за созидательным процессом. Ладно, пусть развлекается на свежем воздухе. Заодно аппетит нагуляет…
Палатку Алёша ставил часа три. Упорный какой. Даже ужинать отказывался, пока не поставит. Закончил он эту эпическую стройку уже в темноте, при свете уличного фонаря над входом в дом. Я сидела на диване в библиотеке, читала томик стихов Пушкина (в переводе на немецкий получилось не очень; по-русски его стихи звучат намного лучше), когда вошла Марта и сказала, что наш гость стоит у входа и ему что-то нужно.
Марта русского языка не знала (или делала вид, что не знает). Алёша по-немецки знал от силы десяток слов, так как в школе учил английский. Пришлось мне идти разбираться, что ему понадобилось. Оказалось, что всё. Он строил, строил и, наконец, построил. И теперь он хочет кушать и интересуется, когда его покормят.
Поручив Марте организовать Алёше ужин на свежем воздухе (идти кушать «во дворец» он по-прежнему отказывался), я пошла смотреть на результат титанических трудов старшего брата моей прабабки. Хм… Чего-то несчастная палатка как-то кривовато стоит. И крыша с одной стороны так грустно провисла. Но Алёша уверенно заявляет, что всё отлично. Прекрасная, прочная палатка. Только он просит на всякий случай не дотрагиваться до неё руками. А то мало ли что.
Я уже поужинала, поэтому всего лишь попила чай в компании Алёши. Стол и стулья нам с ним из дома вынесли. Алёша подзаправился, и мы стали прощаться. На заднем дворе я ему показала туалет, который тут был специально для садовника, дворника и прочих, чтобы в дом лишний раз не таскались. Матрас, подушку и два одеяла Алёше выдали. Всё, пойду я тоже спать. Пожелав гостю спокойной ночи, я направилась в сторону спальни. На пороге дома, остановившись, ещё понаблюдала за тем, как Алёша пробирается внутрь своего жилища. Делал он это так осторожно, будто бы опасался того, что палатка у него заминирована. Но ничего страшного не случилось. Алёша смог залезть внутрь, и его домик при этом устоял. Ну, и мне пора, поздно уже.
А под утро меня разбудили мощные раскаты грома. Алёше не повезло. Совсем как было и у Джерома, у нас тут тоже пошёл дождь…
Глава 14
— Аап-чхи!! Аап-чхи!!
— Не чихай на меня, инфекция!
— Извини, я случайно.
— Держи, пей свою вонючку.
— Фу, гадость какая! Чего она такая противная?
— Сам виноват. Что ты там тормозил под деревом? Постучать не мог?
— Мне было неудобно.
— Зато теперь удобно. Ваши ребята, между прочим, сегодня в поход идут. А ты в постели валяешься. Да пей же ты её быстрее, что ты цедишь по капле!
— Она противная.
— Пей!! Ну, живо! Всё, молодец. На, запей.
— Что это?
— Не бойся, просто тёплая вода.
— Спасибо.
— Ложись. Сейчас Марта тебе горячего молока принесёт. Я уезжаю, вернусь вечером. А ты постарайся заснуть. И не вздумай опять ходить босиком по холодному полу!
— Извини. Я больше не буду.
— Доктор сказал, что если ты станешь хорошо себя вести и регулярно принимать его вонючую микстуру, через пару дней он разрешит тебе встать.
— Ох! Скорее бы уж. Мне тут скучно. Даже поговорить не с кем, кроме тебя.
— Всё, до вечера. Я поехала, а то охрана заждалась уже.
— До вечера. Спасибо тебе, Эльза…
Когда меня той ночью разбудил гром, я сразу же вспомнила о своём непутёвом родственнике. В палатке он спать будет. Осёл принципиальный. Выглянула в окно. Палатка там была. Правда, если бы я не знала, что это такое, то ни за что не опознала бы в грязно-серой мокрой куче палатку. Дождь шёл, судя по всему, уже довольно давно. Даже не дождь, а довольно приличный ливень. Крупные капли барабанили по траве и асфальтовой дорожке, сильный ветер раскачивал деревья. А где наш принципиальный пионер? В окно я его не вижу.