– Дело не в Амалии, – я с отчаянием подумала, что раньше было очень удобно для такого разговора с парнями отправлять шофера. – Даже не знаю, что еще сказать, честно, но продолжать это издевательство над тобой и мной – просто преступление.
На щеках Хантера двигались желваки, и мне на краткий миг показалось, что он меня сейчас ударит.
– Ты же согласен со мной? – прозвучало это как-то жалко.
Хантер молчал, на протяжении долгих минут рассматривая меня, но наконец коротко вдохнул и отвел глаза.
– Я с тобой не согласен и считаю, что ты говоришь это на эмоциях. Я тебе еще раз повторяю, что с Амалией все в прошлом, и то, что произошло, – дурацкое стечение обстоятельств.
Ну да, дурацкое стечение обстоятельств, что я решила заглянуть в твое окно, Хантер. Жаль, что не сделала это раньше, возможно, не пришлось бы столько времени мучиться угрызениями совести.
– Твое право так думать, – отмахнулась я. – Свое мнение я уже озвучила и повторять не намерена. Надеюсь, что на нашей компании это никак не отразится?
– Что там с Радагатом? – как можно спокойнее спросил Хантер. Похвальное стремление сменить тему, надо сказать.
– Ничего страшного.
– Ничего страшного, но ты возвращаешься в Академию через окно? Кстати, откуда ты возвращаешься?
Я широко улыбнулась, демонстрируя, что отвечать не собираюсь. Хантер вздохнул и покачал головой.
– А сейчас ты куда?
– К Таматину, – честно призналась я, – только у него достаточный запас зелий, чтобы держать в страхе соседа и в случае чего защититься даже от проректора.
Глава 11
Когда я пришла к Таматину, его сосед забился в угол и смотрел на нас испуганными глазами. При любом неосознанном повышении голоса парень вздрагивал и прикрывался руками, а даже при беглом взгляде на лицо соседа гения стало заметно, что у того дергается глаз.
– Что с ним? – шепотом уточнила я у Кряхса.
– О чем ты? А-а-а, дерганый? Просто я рассказывал, что тебе приходится часто участвовать в моих опытах, так он, по-видимому, уверен, что ты демон во плоти.
– Ну участвую и участвую, что же теперь?
Таматин скривился.
– Просто я обычно говорил это, когда предлагал что-то выпить или съесть. Вроде как ты была гарантом того, что ничего плохого я не предлагаю. Вот он и удивлен, что, выпив все мои зелья, ты все еще жива.
– А как его зовут? – я наконец-то решила спросить, как же зовут человека, в комнате которого придется провести сегодняшнюю ночь. О том, что будет завтра, я старалась не думать.
Таматин удивленно посмотрел на меня, и сразу стало понятно, что таким вопросом он ни разу не задавался.
С соседом мы так и не познакомились – он взял с собой подушку, одеяло и закрылся в ванной. На все уговоры выйти, мы слышали лишь нарочито громкий храп.
– Ну что ж, – Таматин достал свой многострадальный блокнотик, – раз уж мы одни, давай воскресим в памяти действие моих зелий.
Не знаю, на что я надеялась, когда приходила к Таматину. Наверное, действительно на то, что гений сможет защитить меня с помощью зловредных зелий или своего отвратительного характера – крик поднимет или в драку кинется. Но вот что я действительно предугадать не могла, так это то, что именно Кряхс меня сдаст. Мне бы сразу засомневаться, почему Таматин лишних вопросов не задал, а разрешил остаться в его комнате на ночь, но даже когда дверь вдруг распахнулась и вошел Радагат, не могла предположить, что явился проректор после сигнала Кряхса.
– Таматин, спасай, – просипела я севшим от страха голосом. Радагат дернул подбородком, и более ничего его ярости не выдавало. Даже глаза были не такие уж и черные, как в последнее время при встрече со мной.
– Лилиана, шутки кончились, – пророкотал он, а я опять перестала чувствовать свое тело. – Мы уходим.
– А вот не угадал! – не выдержала я. Жаль, что плененное воздушным каркасом тело не могло показать какой-нибудь неприличный жест. – Таматин, быстро, где твоя настойка, которая в лягушку превращает?
– Ляля, мне кажется, тебе нужно пойти с мсье Виррасом, – пряча глаза, сообщил Таматин. Поймал на себе мой ошарашенный взгляд и спрятался за Радагатом. – Он мне все рассказал.
– Что именно? – прошипела я. – Что хочет лишить меня магии? Ты предатель!
– Ляля! Мне было семь лет, когда погибали все эти люди от опытов моего отца! Я отлично помню, как они приходили перед смертью и проклинали нашу семью, и мне не хочется, чтобы ты… чтобы ты тоже нас проклинала.