Студентус вульгарис

И бла-бла-бла. Я переключился на разглядывание императорской семьи, сидящей совсем недалеко от меня с торжественным видом и внимательно слушающей своего императора. Однако если у старшей ее половины это получалось, то у младшей выходило не очень. Видно было, что Сюзанна и Диний хоть и делают серьезные лица, но в мыслях они, похоже, где-то далеко.

Хорошо, что хоть кто-то не в розовом, подумал я, рассматривая принцессу. То ли вкус есть, то ли мозги…

На Сюзанне было белое, шитое серебром платье с большущими подплечниками. Пушистая копна густых темных волос была зачесана назад и скреплена множеством серебряных заколок разных форм. Немножко вытянутое лицо с выступающим вперед упрямым подбородком. Большие, круглой формы глаза и широкие темные брови.

Принц — в темно-синем. Тоже, как у сестры, темные волосы, темные глаза и вьющиеся волосы. Но в плечах не широк. И в лице — мягкие, тонкие линии. Что-то женственное. У старшего личико посуровее будет… И плечи у старшего — «ширее». Императрица — в зеленом строгом платье. Никакой открытой груди, голых плеч. Аристократическое лицо с внимательным взглядом, карие глаза. Светлые волосы уложены в высокую прическу. Выражение лица — холодное и даже, можно сказать, высокомерное. Не то что у ее улыбающегося мужа. Похоже, император уже слегка успел принять в честь праздника и пребывает в неплохом настроении…

— Поздравляю вас всех с Новым годом и желаю, чтобы наша империя стала еще богаче, сильнее и могущественней!

Император закончил речь, и зал разразился громкими аплодисментами, прерывая мое изучение монаршей семьи. Оркестр заиграл что-то веселое. Между гостями стали сновать слуги, разнося на подносах высокие фужеры, наполненные вином светло-янтарного цвета. Гости шустро разбирали бокалы, высоко поднимали их вверх и громко произносили здравицы императору, его семье и империи. Посмотрел я на это веселье, царящее вокруг, посмотрел, и стало мне как-то грустно.

Я бы тоже мог сейчас веселиться… а вместо этого сижу черт-те где, черт-те с кем и черт-те в чем…

Я цапнул с проносимого мимо подноса фужер и, не обращая внимания на удивленные глаза ректора и тех, кто с ним, поднял руку и произнес:

— Стешасс алай векссаа, Бассо!

Что в переводе с эсфератского означало: «Будь здоров, Бассо!»

И гори оно все синим пламенем, еще добавил я про себя, ставя пустой бокал назад. Все, буду веселиться!

В этот момент император, отставив свой опустевший фужер в сторону, величественно поднялся с трона и громко произнес:

— А сейчас, по нашей ежегодной традиции, господин главный дирижер порадует нас новой мелодией! Ну-с, господин Рудольф, что новенького вы придумали за этот год?

— Ваше императорское величество! С огромным удовольствием представлю на ваш суд и суд блистательной публики мелодию, которую я специально приготовил для этого знаменательного дня!

Поклонившись, Рудольф обернулся к оркестру и взмахнул дирижерской палочкой.

Ну да… конечно… приготовил, скептически хмыкнул я про себя, с первых же аккордов узнав знакомый земной мотив. Эх… где бы взять электрогитару?! А нельзя ли ее сделать? Как-нибудь… Вроде артефакта? А что? Почему бы и нет?

Неожиданно пришедшая в голову мысль заставила меня крепко задуматься. Очнулся я от шума аплодисментов. Публика вместе с Альвеаром Хайме искренне рукоплескала дирижеру и его оркестру.

Понравилось… Еще бы! А кто это предложил? А? Так. Пить мне больше не надо…

— Ваше величество, — неожиданно раздался громкий голос, едва только стих шум и гомон, — позвольте смиренно обратиться! Я, старший наставник духовной академии Белого ордена магистр Хедуш, вместе со своими учениками тоже приготовили для вас, ваше величество, вашей супруги, семьи и для всех присутствующих тут благородных людей небольшой подарок! Песню. Если вы соблаговолите, ваше величество, то мы с чувством глубокого благоговения исполним ее для вас…

Император удивился. Семья его тоже выглядела озадаченной. Похоже, тут так не принято. И идет поперек установленного порядка, понял я, увидев реакцию на просьбу.

— Ну что же. Хорошо, — с некоторой, как мне показалось, излишней бодростью в голосе произнес император. — Давайте послушаем!

При этом он бросил быстрый взгляд вбок, на свою благосклонно улыбающуюся супругу. В расступившейся возле трона толпе возникла проплешина, на которой остался толстый мужик в белой рясе, с оплывшими щеками, смахивающий на толстого хомяка, и двое вьюношей, тоже в белом, с восторженно благоговейными взглядами, направленными на императора.

Впрочем, не только на него… Несколько пылких взглядов, доставшихся Сюзанне, позволяют думать, что они не кастраты… Кто бы мог предположить…

— Песня о святом духе благочестия! Исполняют послушники духовной академии Светлого ордена — Калин и Авин!

Сделав объявление, Хедуш немножко посгибался, насколько позволила его фигура, изображая поклоны, и со скоромным видом отошел в сторону.

— А-а-а! — затянул Калин, сцепляя руки в замок на груди и закатывая очи к потолку.

— А-а-а! — подключился к нему Авин, становясь в такую же позу.