— Я как ученый понимаю вашу позицию, Савва Николаевич. Но нельзя же студентов будоражить идеями, что бороться с инфекциями не следует.
— Нет, вы не так поняли, Виктор Рудольфович.
— Хорошо, тогда объясните мне, что вы имеете в виду.
— Что я имею в виду?
Савва Николаевич задумался и потом ответил.
— Вот возьмем туберкулез. Инфекция стара как мир, шагает, что называется, в ногу с человечеством. Нам известен возбудитель, его свойства, созданы десятки препаратов против палочки Коха. Но реальных результатов борьбы с этой инфекцией пока мало или их вовсе нет. Ежегодно в мире туберкулезом заболевают девять-десять миллионов человек, три-четыре миллиона умирают, может, и больше. И уж никак не меньше, чем тогда, когда не был известен возбудитель болезни, да и лекарств не существовало. И ведь человечество не погибло от туберкулеза, как, впрочем, от чумы или холеры.
— Но как же! А холерные бунты в Москве? Чума в Европе половину городов выкосила в Средние века. Да, в конце концов, вспомните Пушкина, его «Пир во время чумы»…
— Вот-вот, именно так, Виктор Рудольфович. «Пир во время чумы». Чума или холера, как, впрочем, и туберкулез, всегда сопровождается нестабильностью в обществе: холод, голод, разруха. Так было в средние века, так собственно продолжается и сейчас, и инфекции здесь ни при чем. Они лишь как санитары, которые уносят с поля боя ещё могущих выжить, оставляя остальных на верную погибель. Ничего не поделаешь, диалектика в действии…
— Савва Николаевич, послушаешь вас, так и медицина не нужна? Пусть все течет как есть? Выживет сильнейший, больные и хилые умрут сами или им поможет, скажем, холера? И вы это преподносите студентам?
— А что здесь такого? — вопросом на вопрос ответил Савва Николаевич.
— То есть как это что? Вы призываете не бороться с инфекциями, обрекая человечество на выживание. И спрашиваете, что такого в ваших суждениях! Ну знаете, Савва Николаевич, я очень уважаю вас за ваш талант врача и ученого, но… Студенты очень горючий материал, нельзя же все время подкидывать в топку дрова — может возникнуть пожар. Ведь вам это хорошо известно. Зачем вы это делаете?
— Успокойтесь Виктор Рудольфович. Никаких крамольных мыслей, подрывающих устои общества, я студентам не внушаю. Я просто делюсь своими сомнениями и считаю, что это правильно. Я вспоминаю свои школьные годы, когда генетика была под запретом. И что же, мне надо было «стучать» на преподавателя биологии, который среди прочего говорил о теории Моргана, а не только о мичуринских чудо-садах? Человеческую мысль нельзя остановить запретами. Пусть ребята сами для себя определяются, что дальше делать с инфекциями, с тем же туберкулезом. Бороться с палочкой Коха или с бедностью, порождающей массовую вспышку этого заболевания. Вот Китай: накормили людей досыта, дали им работу, построили жилье, одним словом, ликвидировали массовую бедность — и туберкулез тут же отступил. Но какое-то количество инфекции, в том числе и туберкулеза, должно оставаться как биологический вид, иначе генетическая память об этой инфекции сотрется в человечестве и оно получит другую, может быть, в десятки раз более страшную инфекцию, чем туберкулез, наш старый друг. Вот, собственно, в чем моя идея. И ничего крамольного в ней нет. И Мальтус тут ни при чем…
Савва Николаевич только сейчас вспомнил этот свой спор с ректором и лишний раз находил подтверждение своим мыслям. Вот он, конкретный случай — молодой парень. Если у него подтвердится диагноз, то он рано или поздно умрет от СПИДа, а вот с туберкулезом, холерой и даже чумой они сейчас бесспорно справились бы. «Да-а. Невеселые мысли, однако», — подумал Савва Николаевич.
К сожалению, последующие события подтвердили плохие предчувствия Саввы Николаевича. Анализ крови у Курбатова-младшего подтвердил: у Эдуарда — СПИД. Тит Валентинович, когда узнал о повторном положительном анализе, весь побледнел, но больше ничем не выдал своего волнения. Он долго молчал, глядя в окно своего богато обставленного кабинета, словно в этот миг он был один во всей вселенной.
— Профессор, а ошибки быть не может? — наконец выдавил он из себя, обращаясь к сидящему напротив Савве Николаевичу.
— Нет. Исследования провели в трех независимых друг от друга лабораториях Петербурга.
— Ну вот, приплыли…
Тит Валентинович подошёл к Савве Николаевичу и сел напротив.
— Какие предложения по спасению сына? — жестко, но все же надеждой в голосе спросил он профессора.
— Я посоветовался в институте Пастера, потом с рядом ученых, работающих в этом направлении. Не все так безнадежно. Сейчас появились неплохие лекарства, которые лечат эту болезнь. В общем, я заказал препараты, завтра их нужно будет забирать и мы начнем лечение Эдика.
— Начнем лечение…
Тит Валентинович повторил сказанную профессором фразу, словно в ней искал спасения ото всех бед, обрушившихся на его сына.
— Говорят, в Армении изобрели какой-то «Арменикум». Может, тоже заказать? Так, на всякий случай. Хотя я сам им не верю, обманывают часто, ненадежный народец…
Тит Валентинович вопросительно посмотрел на Савву Николаевича.