Студия "Боливар"

О чём думает каждый из них? Инри, наверное, об очередной мессе, и конечно же обо мне. Он думает, как сломать меня, как сделать одним из стада. Мария и прочие, видимо думают... хотя может они совсем ни о чём уже не думают? Ни один человеческий навык не отбрасывается так легко, как мышление. Словно мышление это тяжёлая ноша, чужая ноша, от которой человек хочет лишь одного — избавиться.

Но ведь есть и другие. Есть те, кто счастлив только думая, те, кто рассматривает жизнь без мысли ипостасью пострашней самой смерти. Такой я. В чём-то такой, Алекс. И может, такая Алина. Мне хотелось верить, что она именно такая.

Но такой же и Инри. Хотя все его мысли и направлены лишь на одно, на поддержание своей власти. Инри, он тень режиссёра. В том, человеческом мире полно таких, мрачных теней бога, жаждущих стать большим, чем просто тени.

Я услышал слабые, еле слышные шаги. Кто-то шёл к моему шалашу.

Вот шаги испуганно затихли. Потом снова шепнули пару слов. Вновь молчание.

Я приподнялся, напрягая слух. Может мне только чудится?

Нет. Шаги снова заговорили. Моё сердце стало биться в одном ритме с ними. Я приподнялся, глупо вглядываясь в тьму.

Возле входа в шалаш, шаги немного понервничали, переминаясь на месте, и в моё жилище кто-то влез, коснувшись моей ноги. Потом этот кто-то отодвинулся к стенке. И глубоко вдохнув, я почувствовал знакомый мне запах леса. Запах её волос.

Она еле слышно дышала, и молчала, словно не была уверенна в правильности того, что делает.

— Алина — шёпотом сказал я.

Дыхание на секунду задержалось.

— Я такая трусиха — наконец прошелестел её шёпот, и она почти беззвучно хихикнула.

— Мне тоже страшно — тихо сказал я.

— Правда?

Я приподнялся и, как и она, опёрся спиною на стенку. Мне казалось, что именно так она сейчас сидит. И мне было жаль, что темнота такая густая. Мне очень хотелось увидеть её глаза и, может быть даже больше глаз, мне хотелось бы увидеть её руки. Мне было интересно, что они делают сейчас? Как ведут себя? Руки практически не умеют скрывать чувств. Даже глаза умеют, а руки нет.

Она легко дышала и молчала. Я ждал, когда она заговорит, не потому что не знал что сказать или о чём спросить, а скорее из осторожности. Вдруг какое-нибудь слово, какой-нибудь неправильный вопрос спугнёт её, и она уйдёт. Хотя, вряд ли. Она ведь пришла сюда сама, и значит ей это нужно не меньше чем мне.

— Надеюсь, они уже все спят — спустя почти минуту безмолвия прошептала она.

Снова наступило молчание. Как будто она прислушивалась к тишине. Нет ли шагов? Нет ли чужого присутствия поблизости?

Я тоже слушал.

— Если Инри узнает, что я приходила к тебе...

Она не закончила фразу.

— Не слишком ли все здесь его бояться? — спросил я.

— Не знаю.

— Алина, ты давно в этом мире?

— Ну, Алекс сказал мне, что там уже две тысячи третий. Я из девяностого.

В моей памяти всплыл девяностый год. Я тогда ещё учился в школе, и примерно в том году в мою голову впервые и  пришла мысль о том, чтобы стать актёром. Пришла и осталась навсегда.

Я отбросил воспоминания. Я не хотел думать о прошлом, я не хотел знать сколько ей на самом деле лет.

— Ты ещё веришь, что вернёшься? — спросил я.

— Уже не знаю.

— Но ты же хочешь вернуться?

Она задумалась, и я сквозь темноту почти увидел её грустные глаза.

— Там уже всё не так — выдохнула она — Мои сверстники давно стали взрослыми.

— Там настоящий мир.

— Для меня, наверное, уже нет. Я почти не помню его.

— Это не правда — сказал я — Ты просто устала бороться.

— А как бороться? — спросила она. И я понял, что она права.

Как бороться? С чем? Что делать, чтобы выбраться отсюда?

— Мы должны узнать — сказал я.

— А как мы это узнаем?

— Ты должна рассказать мне всё, что знаешь, всё о чём думала. А потом я уйду отсюда, и попытаюсь отыскать режиссёра.

Она едва слышно хмыкнула.

— Алекс мне сказал, что ты хочешь стать актёром.

Когда это они успели так тщательно поговорить обо мне, подумал я.

— Алекс тоже что-то знает — продолжил я — Он расскажет мне, как только я уйду отсюда. И если всё, что мы успели понять, сложить в одно, может быть и найдётся какое-нибудь решение.

— Ладно — шепнула она — Я попала сюда, когда вышла из его дома. Брела двое суток, пока не наткнулась на деревню.

— И кто здесь был?

— Почти все, кроме Марии и Мика.

— А Первый?

— Его уже не было, но мне рассказали о нём. Правда очень-очень немного. Только то, что он появился здесь первым.

— И всё?

— И всё. Потом я стала привыкать к здешней жизни. В начале было очень трудно, потому что на меня положил глаз Инри. Он угрожал мне. Говорил, что бросит меня Боливару. Я не знала, что делать, и пожаловалась Алексу. Он показался мне единственным порядочным здесь. И он поговорил с Инри.

— И что?

— Не знаю. Алекс ничего не сказал. Он только сказал, что Инри не будет больше приставать.

— Интересно, как это у него получилось?

— Я не знаю.

— Узнаем — сказал я — Я попробую спросить об этом у Алекса.

— И потом потекла обычная здешняя жизнь.

— А почему он не разрешает жарить мясо?

— Сначала мы жарили мясо, но потом, после того, как Алекс поговорил с Инри, мясо жарить было запрещено.

— Странно.