Студзянки

В 35-й дивизии, которая будет форсировать на участке Тарнув, Скруча, роты батальонов «первой волны» уже выделили штурмовые группы. В кустарнике, в густых ивовых ветвях сидит со своими стрелками гвардии старшина Кукло. В лучах заходящего солнца блестит на его груди звезда ордена Славы.

Сидя рядом с ним, высокий рыбак с Вислы чешет затылок, сам еще не зная, правильно ли он сделал, отдав лодку, спрятанную от гитлеровцев. Саперы обещали в случае, если немцы прострелят ее, отремонтировать или дать ему новую, но вот выполнят ли солдаты свое обещание? А спрашивать не годится, ведь на этой лодке поедут люди… Лодка лежит рядом, дном вверх, старательно зашпаклеванная, свежепросмоленная. Здесь же весла и багры. Крестьянин объясняет солдатам, где глубоко, а где сподручнее плыть, отталкиваясь шестом.

— А за островом глубоко?

— Неглубоко, по пояс будет, — говорит рыбак.

— Пройдем. Только гранаты и оружие надо привязать повыше, на грудь. Потом только бы перескочить через вал.

— За дамбой тоже будет трудно. — Хозяин лодки говорит медленно, отчетливо, чтобы они поняли по-польски. — Там дальше луга. Ровно, мокро, пару дней назад прошли дожди.

— Ровно — это плохо. Товарищ старшина, а до горочек с песочком далеко?

— Вильчковице, высота 112,6, — читает по карте Кукло. — Далеко, около трех с половиной километров.

Темнеет. Старик пальцем, перепачканным смолой, показывает им еще что-то на карте, но уже не все видно и не все можно понять из того, что он говорит. Притихли, потому что у солдат гвардии, как и у каждого человека, только одна жизнь.

«Большевики могут не спать, не есть, наступать во время снежной вьюги, проливного дождя и тропического зноя. В любых условиях сражаются как черти. Но даже они не могут заставить танки идти с пустыми баками, — размышлял командир 19-й немецкой дивизии. — Моторы не сагитируешь… Похоже на то, что большевики полностью исчерпали свои наступательные возможности. Штурм Радзымина был похож на вспышку свечи перед тем, как ей погаснуть. Ширина бреши у ее основания со вчерашнего дня не увеличилась, достигает она десяти километров и простреливается даже из полковых минометов…»

Генерал-лейтенант Ганс Кельнер приказал уже сейчас, до наступления полуночи, вывести 74-й гренадерский полк на исходные позиции. Он командует этим полком с 1943 года. В 45 лет он, родившийся в Катовице, сын учителя гимназии, стал командиром дивизии.

Кельнер решил двинуть на Окунев еще 1-й батальон 27-го танкового полка под командованием майора Виллекинса. Кельнер не только знал, но и верил в то, что наносить удар надо всегда всей мощью, максимально быстро и сражаться самоотверженно.

У подчиненных он пользовался репутацией забияки и не хотел ее терять. Именно эта черта характера принесла ему славу в боях под Калугой и Рыцарский крест в мае 1942 года, а два года спустя, в феврале 1944 года, — «Дубовые листья» к этому Рыцарскому кресту. Поставив на карту все, он вырвался в апреле из окружения под Шепетовкой; отступая, оборонялся, а с конца июня вместе с уцелевшими солдатами дивизии отдыхал в Голландии, пополнял технику и вооружение, обучал новых солдат. В течение двух недель 19-я нижнесаксонская танковая дивизия вновь стала грозной боевой силой.

Когда разваливалась оборона группы армий «Центр», дивизию бросили на восточный фронт. Она вступила в бой 27 июля южнее Гродно. То здесь, то там латали батальонами дыры на фронте. Не давая себя окружить, отскочили, и теперь наконец вся дивизия была собрана в кулак в Рембертуве. Генерал мог перейти в наступление, которое было его стихией.

Кельнер приказал дать шифровку в штаб 9-й армии, в которой сообщал командующему об обстановке на предполье и о запланированном на завтрашнее утро ударе.

Генерал-майор Хельмут Штедтке меньше чем через час вручил командующему 9-й армией расшифрованный текст.

— Донесение от Кельнера.

Фон Форман с неохотой взял поданный ему лист бумаги. Он не любил своего начальника штаба. И хотя ценил в нем талант и сильную волю, но в этом сыне мюнхенского книготорговца видел прежде всего выскочку, старающегося любой ценой сделать карьеру и готового на все, чтобы понравиться командованию и гитлеровским партийным функционерам. По мнению Формана, только благодаря этому Штедтке дослужился до генеральского чина в 35 лет.

Форман был старше Штедтке больше чем на 13 лет, воевал на разных фронтах, много раз был ранен и заслужил свою славу и звание отвагой и тяжелой работой в качестве командира танковой дивизии. Но, как командующий армией, он, видимо, слишком нерешителен. Он это и сам чувствовал и поэтому каждый раз, меняя свое решение, побаивался Штедтке, который, не говоря ни слова, лишь вскинув брови, умел красноречиво выразить свое неудовольствие, удивление или насмешку.

Сейчас не было причин для опасений, и командующий армией, по мере того как читал радиограмму, полученную из 19-й танковой дивизии, все больше веселел. Начальник штаба тем временем наносил на карту данные донесения.