Студзянки

В танке 222 хорунжий Бестлер, круглолицый блондин с мечтательными глазами, объясняет механику-водителю:

— Чуть изменил направление — и они промахиваются. А самое главное — газ. Хорошо, Ежи?

— Ладно. Все, что от меня будет зависеть, сделаю. — Четырко, которому война помешала учиться в Варшавском политехническом институте, всегда отвечает полными предложениями.

— Гвардейцы смотрят, скажут, что поляки струсили, — с огорчением говорит радист Саша Абакумов.

— Задом стыдно ездить, — подтверждает заряжающий Миша Смычков.

Саша — сибиряк, а Миша — тракторист из-под Курска. Они берегут честь знамен, под которыми сражаются. Разговор идет о том о сем, чтобы как-то скоротать томительное время, от которого никуда не денешься, пока не последует приказ идти в атаку.

В окопе слева от Бестлера тихонько ворчал мотор танка 228, известного в роте как «молодежный». Его командир Михал Гай уже в 1938 году в звании старшего стрелка был пулеметчиком на танкетке ТК-3 в 6-м танковом батальоне. Но когда началась война, для Гая не хватило даже этих 8 мм брони, и пришлось ему воевать с винтовкой в руках. Стоя во главе отделения резервистов, он оборонял от гитлеровцев Львов.

Каждый знал, что хорунжий — старый танкист, бывалый человек (целых 26 лет!), но все равно его причисляли к молокососам. Может, за то, что был он скромный и тихий, за то, что без памяти влюбился в Лидку Мокшицкую и тайком писал ей длинные письма, о чем знали все. Под командование Гая и прислали механика-водителя Юзека Багиньского, на два года моложе его, а заряжающий Янек Максымяк и радист Сташек Жешутек оказались вообще шестнадцатилетними — с двадцать седьмого года. Другой бы запротестовал, но только не Михал. «Молодых легче научить, — говорил он. — Отваги им не занимать, а за год они подрастут».

— Внимание! «Ели», два, восемь. По пулеметам в окопах, прямой наводкой, осколочным… — услышали они спокойный твердый голос Светаны и тут же зарядили орудия. — Огонь! И вперед, да поживее!

Одновременно с грохотом орудийных выстрелов взревели моторы, и три танка стремительно вырвались в поле. Гай в центре. Метров через тридцать он выстрелил ив пушки еще раз и выпустил очереди из пулеметов. За возвышенностью показалась сожженная деревня, но перед глазами Гая стояла сейчас схема, которую он изучил на утреннем совещании командиров: на ней у перекрестка дорог были нанесены самоходное орудие и окопанная 75-мм пушка, а правее, на опушке леса, — три «тигра». Значит, нужно вести танк так, чтобы не выскочить на дорогу, да и глядеть в оба, чтобы не угодить под огонь этих «зверей» справа.

Из-за трубы показалась каска, а вслед за ней — похожий на дубину панцерфауст. «Не успею развернуть башню», — промелькнула мысль, но в тот же момент Гай с радостью увидел, как Жешутек полоснул очередью по трубе — и каска исчезла.

Вагиньский тоже все видел, поэтому немного свернул, поддел и раздавил остаток кирпичных развалин, проутюжив их гусеницами.

С опушки темнеющего напротив леса блеснули рваные вспышки орудийных выстрелов. Снаряд попал в башни, рикошетом отскочил, скорее всего, случайно. Попасть в танки было трудно, потому что шли они зигзагом, через сады. Выезжая на открытое место, танки открывали огонь, а затем снова делали стремительный бросок, чтобы скорее укрыться за закопченными деревьями, в зелени слегка увядших кустов между развалинами.

Танк Светаны шел почти вровень с машиной Гая, слева от дороги. Танка справа сначала не было видно, но вдруг он проскочил вперед и обогнал всех, утопая в облаках пыли. Даже номера на башне нельзя было различить. И тут снова ударила пушка, а Максымяк, взглянув в бортовую смотровую щель, бросил лишь одно слово:

— Наша.

— Ров, — доложил Вагиньский.

— Влево! — приказал Гай.

Танк свернул. Проезда не было, и поэтому пришлось выехать на улицу. Впереди сверкнула вспышка выстрела.

— Быстро за подбитый танк! — скомандовал Гай.

Танк рванулся вперед, корпус машины Янека Шиманьского прикрыл их снизу. Укрываясь за ним, как за щитом, они несколько раз ударили по окопу. Их поддержали огнем справа. Вражеское 75-мм орудие было уничтожено: на том месте, откуда оно стреляло, торчали станины лафета.

— Вперед! — скомандовал Гай. Он хотел быстрее выбраться на перекресток.

Они проехали мимо подбитого танка. Гусеницы подмяли под себя окоп с высоким бруствером, нос машины задрался вверх, и тут последовал удар. Казалось, что танк с ходу налетел на стальную стену. Мотор заглох. Снизу сверкнула вспышка. У Гая потемнело в глазах, он почувствовал боль ниже колена.

— Немцы! — услышал он крик Жешутека.

— Бей по ним, Стась!

Хорунжий пошевелил ногой, убедившись, что она цела. Пулемет застрочил, а в это время плютоновый Максымяк заряжал орудие. Они дали для верности еще два выстрела из пушки. Почувствовав запах гари, хорунжий испугался.

— Юзек убит! — крикнул Максымяк. Нагнувшись за снарядом, он увидел дыру в лобовой броне, вырванный люк водителя, распластавшегося в луже крови механика и прыгающие по его одежде огоньки пламени.