Студзянки

— И наших машин из 40-го тяжелого танкового полка тоже с десяток потеряно, да еще несколько самоходок из дивизионных подразделений. И все для того, чтобы овладеть деревней, фольварком, кирпичным заводом да еще несколькими десятками гектаров леса, — говорил Чуйков, постепенно повышая голос. — Но думать так может только пустоголовый… — решительно отрезал он. — Под этой деревушкой ваша бригада, решая вместе с 4-м корпусом судьбу плацдарма, перемолола, как между жерновами, две дивизии — 45-ю гренадерскую и танковую «Герман Геринг», да и 19-ю танковую тоже отчасти потрепала. Я не люблю дутых цифр, которые указываются в донесениях, чтобы они весомее выглядели, но все же вы одни уничтожили не меньше тысячи фашистов. А теперь перейдем к совершенно конкретным делам, — обратился он к командующему бронетанковыми и механизированными войсками армии. — Твоя комиссия закончила работу?

— Так точно.

— Сколько приходится на поляков?

Генерал Вайнруб достал небольшой листок и прочитал:

— Шесть «тигров», одна «пантера», шестнадцать T-IV, один T-III, тринадцать самоходных орудий «фердинанд» и три штурмовых орудия.

Пятнадцать лет спустя на вопрос о том, какие потери нанесла противнику под Студзянками 1-я танковая бригада, маршал Чуйков, не задумываясь, ответил: «Сорок машин. Это точная цифра. Поле битвы осталось в наших руках, и мы смогли точно подсчитать подбитые машины. Я созвал специальную комиссию, которая ходила и устанавливала, кто какую машину уничтожил. Когда офицеры относили подбитую машину на счет советских войск, то они рисовали мелом на броне кружок, а если на счет наших союзников, то, — здесь Василий Иванович улыбнулся своей фронтовой шутке, — поскольку поляки — религиозный народ, ставили крестик».

— Всего сорок машин, — суммирует генерал Вайнруб и с азартом охотника добавляет: — На вашем счету порядочно крупного зверя: от лба до хвоста — по семь метров ровно.

С востока, из-за Вислы, приближается несколько штурмовых эскадрилий. Летчики издали видят свои цели и уже над Острувом чуть отдают от себя рычаг, увеличивают обороты моторов, готовясь к атаке. Продолжительный рев моторов прерывает разговор.

Межицан еще на рассвете узнал об этих сорока машинах, записанных на счет бригады штабом 8-й гвардейской армии. Об этом ему сообщил офицер финчасти бригады поручник Курьянович. Генерал мог бы еще присовокупить к трофеям бригады знамя, добытое в лесу Остшень, девять бронетранспортеров, семнадцать разбитых орудий, девять минометов и семь грузовиков, да еще вдобавок целую батарею 75-мм орудий, пригодных для использования. Все это, однако, мелкая рыбешка по сравнению с танками: потеряв восемнадцать 76-мм стволов и пятьсот шестьдесят тонн, бригада уничтожила тысячу семьсот шестьдесят три тонны танков и самоходных орудий врага, двадцать один 75-мм ствол и девятнадцать 88-мм стволов.

Последняя волна штурмовиков пролетела над линией фронта. Чуйков улыбнулся и произнес:

— Ну что ж, повоевали вместе на славу, пора расставаться. Глазунов, угостишь?

— А как же иначе…

Усатый сержант поставил на стол тарелку с мелко нарезанной говядиной, черный хлеб и стаканы.

— Разбавлять? — спросил он Межицана, наполняя стакан на одну треть спиртом.

— И чего ты спрашиваешь? — остановил его командир корпуса. — Пора бы знать. Не надо.

— За союзников, за братьев-поляков, — предложил тост Чуйков.

— За гвардию! — поднял стакан командир бригады.

Выпили, закусили и вскоре поднялись, чтобы разъехаться по своим местам.

— Около полудня будешь принимать гостей из Главного командования Войска Польского, — доверительно предупредил Межицана Чуйков. — Держись, смотри не проиграй сражения… А тут тебе еще вот конверт с письмом. Мы его от чистого сердца писали.