Стук

Со всех сторон раздавались крики людей, которым не повезло успеть убраться из института. Под ногами крошился пол, от него отламывались куски и фрагменты, которые с шумом падали вниз, разлетаясь на осколки. Звенели стеклянные окна, лопаясь одно за другим, с резкими щелчками разрастались глубокие трещины, превратившие стены в сплошную паутину щелей.

Кто-то бежал, другие звали на помощь из-под обломков. Студенты и преподаватели задыхались от пыли, кашляли и плакали, а здание все продолжало и продолжало осыпаться, как карточный домик. Стены сминались, падая друг на друга, промялась крыша, а пол на первом этаже оказался проломлен до самого подвала, где уже высилась гора трупов и кирпичных развалин.

Андрей очнулся, по его ощущениям, через несколько часов. Он лежал на спине, придавленный несколькими крупными кусками стен и чугунных перил лестницы. Пошевелиться было невозможно: тело почти не слушалось, а голова безумно болела. В горло забилась сухая пыль, и любые попытки закричать превращались лишь в тихий клекот. Дышать было очень тяжело, а во рту стоял явственный привкус крови.

Кругом была кромешная темнота и давившая на уши тишина. Андрей понял, что он лежит где-то глубоко, очень глубоко под завалами, раз даже свет сюда не проникал. Все, что он смог сделать самостоятельно, – это освободить кисть правой руки из-под груды разбитых кирпичей. Вслепую пошарив пальцами по земле, Андрей дотронулся до краешка чьей-то одежды. На ощупь это показалось ему шерстяным пальто, и доцент с ужасом догадался, что всего в полуметре от него, насмерть раздавленный обломками, лежит профессор Валентин Вячеславович.

Андрея обуял неконтролируемый животный страх. Он был обездвижен, лишен сил и надежды. Погребен под завалами и распят, как бабочка.

Ни звуков, ни света, ни воздуха не проникало в его могилу. Рукой Андрей смог дотянуться лишь до какого-то куска деревяшки, валявшегося неподалеку от мертвого профессора.

Экономя силы и даже не пытаясь больше кричать, чтобы сберечь оставшийся кислород, мужчина мог лишь дробно стучать по деревяшке костяшками пальцев, надеясь, что кто-нибудь из спасателей сумеет расслышать его сигнал о помощи, сумеет разгрести завалы и выпустить его из этой удушающей темницы.

Тук-тук.

Звук эхом разносился под завалами, отражался от обломков и тонул в тишине.

Никто не слышал эту мольбу о помощи погребенного заживо.

Никто не слышал стук.