Стук тыгдымского коня (СИ)

- Не дам, - Уханов справедливо полагал, что после просмотра он ее уже назад не получит.

- Дай, говорю, - брат подошел поближе, вытянув руку. - А то отыму.

- Не дам! - Никита решительно щелкнул плетью по протянутой руке.

- Аба! - подпрыгнул не ожидавший такого поворота Гришка. - Ну сейчас я тебе.

Уханов не отступал, стегая прыгающего брата, но когда тот выдернул из загородки жердь, не выдержал, и, хлестнув его по ногам, бросил оружие, резво залез на крышу, спрятавшись за трубой, грозя оттуда кулаком.

- Вот я тебя поймаю, - кричал снизу Гришка, почесывая вздувшиеся полосы на руках.

Никита, спрыгнувший с другой стороны в бурьян, не видел веселых чертиков у него в глазах и игравшую на губах улыбку.

- Хватит притворяться. Пойдем, че покажу.

Поняв, что его раскрыли, Уханов открыл глаза.

- Не пойду я с тобой. Ни тушканчиков ловить, ни голубей гонять. Я с тобой не дружу.

- А коней пойдешь смотреть?

- Коней?

- Племенных! В колхоз на раззавод пригнали. Кровь с молоком!

- Коней пойду. И нагайку мне верни.

- Верну потом. Поднимайся.

К конюшням братья подбирались со стороны оврага. Народа не было. Воскресенье. Только старый сторож, носивший смешное прозвание Ехор-Мохор, спал под телегой. Кони, и правда, были хороши. Как на выставке в ВДНХ, на которую его водил отец в Москве. Внутри Гришка перелез через загородку, и протянув жеребцу сахар.

- Красавец. Ай, красавец, - он трепал коня по холке, очищал ему глаза от мусора и целовал морду, - смотри и дедушка домовой уже косы заплел.

- Это не домовой. Это ласка. Нам в школе говорили.

- Как она может лапками-то, и кто это видел?

- Домового тоже никто не видел.

- Его и не увидишь. Это же домовой.

Уханов спорить не стал. Он каждое лето гостил у бабушки, и привык, что существует другой мир сильно отличающийся от фабричного поселка. Мир, где верят в домовых и коварных летунов. Где в банях

водятся шишиги - красивые зеленоволосые женщины, и после полуночи туда никто не ходит, потому что запарют вениками до смерти. О том, что мужчин ждет куда более приятная смерть через изнасилование, он узнал уже потом. В лесу водился дикий человек. Бабушка, всю жизнь проработавшая в лесхозе, несколько раз встречала его. Соседки, работающие там же, тоже подтверждали его наличие. Дикий человек описывался, как голый мужик с зелеными следами от поедаемой травы на бороде, и судя по рассказам, вреда не причинял, а только пугал женщин, всегда давая им убежать.

-А почему у нас ничего такого нет?-спрашивал Никита бабушку, после очередного рассказа.

-Потому что вы в городе сами хуже чертей. Любая нечисть напугается.

Там же жили колдуньи занимающиеся порчей скота и насыланием болезней. Одна жила напротив, через дорогу. Защита от них - либо разные носки носить. Если верить бабушке, никто кроме самих колдунов такой не пользовался. Либо фигу показать. А когда одна из таких бабок умирала, мужики лезли разбирать крышу. Вызванный из райцентра врач мог сообщить, что у больного сибирка, вызванная порчей. Тут он бессилен, надо заговаривать. И ведь заговаривали. Тетка Никиты и заговаривала. Еще запросто могли найти, берцовую кость с привязанным пучком седых волос под крыльцом. Кость извлекалась лопатой с чтением молитвы. Удивительно, но людей занимающихся такими делами жалели.

-Несчастные они,-говорила бабушка.-И пропащие. Нет радости ни им, ни детям.

Странный мир располагался на границе огромного леса и сразу начинающейся степи. Две стоящие рядом деревни так и назывались Лесная и Степная. В лесу водились олени, белки и кабаны, а в степи тушканчики и змеи. Даже газа и то не было. Была керосиновая лавка. И колодцев нет. Есть бассейны вокруг родников. Со всеми, даже незнакомыми, обязательно надо было здороваться, иначе бабушка очень сердилась. Зачем приветствовать чужих людей, Никита не понимал. Дома мимо незнакомцев проходили молча. И язык тоже отличался. Кроликов тут звали трусками, индюков - пырышками, вместо овчарня говорили кошара, вместо люлька - зыбка, вместо посох -подог, а не ори, вообще звучало, как не зевай, коровник и тот именовался непонятной калдой.

Изба имела сложное устройство из всяких закутков, чуланчиков и красного угла с иконами. А печь состояла из горнушки, подпечка,

шестка, пода и еще кучи непонятных терминов. Странный мир и очень хрупкий, полностью исчезнувший в девяностые годы.

Никита, воспитанный в духе материализма, иногда пытался просвещать бабушку.

- А бог ведь создал человека? - улыбаясь спрашивал он ее.

- Бог,- соглашалась она.

- Но ведь человек от обезьян произошел.

- Да. Говорят, от безьян всяких.

- А как же... - юный пионер предвкушал идеологическую победу. - Как же и бог создал, и от обезьян произошел?

- Не знаю, как у них так получилось.

Ну как тут поспоришь с такой житейской мудростью.

Гришка между тем оседлал одного жеребца, и гладил второго, поменьше.

- Моя радость ты. Сла-авный. Никит, смотри какой кутак у него. - Уханову был продемонстрирован огромный, похожий на шланг, конский член. - Хочешь себе такой?

- Не. Не хочу.

- Ну и зря.

Наконец кони были оседланы и осторожно, чтобы не разбудить сторожа, выведены в поле.