Стук

Был вечер пятницы, и Мерседес пришла только из-за Мануэля. Она спросила Юлию, можно ли ей сделать доктору месу, чтобы привлечь к нему добрые силы, и Юлия этот вопрос адресовала далее самому Мануэлю с разъяснением, что меса – это маленькая огненная жертва пачамаме, великому духу природы.

Не собирается ли Мерседес спалить их дом, спросил Мануэль, и Юлия рассказала ему о множестве маленьких фигурок из соленого теста, она их видела на базаре в Кочабамбе на прилавках чародеев, люди их покупали, чтобы, сжигая их, добиться исполнения своих желаний. Наилучшим днем для принесения этой жертвы считается пятница, и лучшим местом будет кабинет Мануэля, таким образом, на уговоры Юлии Мануэль, пожав плечами, ответил:

– Хорошо, давайте сделаем это! – И обещал в пятницу вечером быть на месте.

Нельзя сказать, что он поверил, будто это что-то ему даст, – у него уже был сомнительный опыт с индейскими ритуалами.

Среди приверженцев эзотерики была, к примеру, мода растапливать так называемую ушную свечку, под этим понималась восковая трубочка, которую держали возле уха и поджигали ее с одного конца. Индейцы племени хопи, как было известно, таким образом, посредством возникающего тепла и воздушной воронки, извлекали смолу из забитого слухового прохода. Хотя это в некоторых случаях удавалось, но Мануэлю уже приходилось иметь дело с тяжелыми ожогами барабанной перепонки, вызванными каплями расплавленного воска.

Здесь речь шла все-таки о чем-то другом, в чем Мануэль не видел большого вреда, и, поскольку в обращении с тиннитусом он привык к прагматической позиции, он смирился с небольшой дозой дыма в своем кабинете. И аргумент Юлии, что это доставит радость Мерседес, показался ему убедительным. Мерседес понимала, чем она обязана своим работодателям, и была крайне озабочена тем, чтобы как-нибудь сделать для них что-нибудь особенно приятное.

– Siéntese, doctor, siéntese!4 – сказала уборщица, когда Мануэль собрался привстать для приветствия. Он должен сесть, указала она ему, и оставаться там, где он находится, за своим письменным столом.

Затем женщина встала перед ним, подняла перед своим лицом обеими руками жестяную коробку, опустила голову и закрыла глаза. Она долго стояла молча, и Мануэль взирал на ее странную скошенную шляпу, под которой был заметен строгий прямой пробор, который шел точно до середины ее головы и разделял ее блестящие черные волосы на две равные половины. Пончо, накинутое на Мерседес, переливалось разноцветными красками, и на кожаной ленте на ее шее раскачивалась белая звериная лапа. Это была совсем другая женщина, не похожая на ту, что в потрепанном и заляпанном фартуке стояла на маленькой лестнице и с моющим средством в одной руке и с тряпкой в другой протирала оконные стекла, и чем дольше Мерседес так перед Мануэлем стояла, тем более она удалялась от образа той женщины, которую они с Юлией наняли для уборки дома, и превращалась в странную незнакомку в жреческом облачении. Мануэль слегка тряхнул головой, но что-то удерживало его от того, чтобы рассмеяться. И сказать что-нибудь он тоже не решался.

Вдруг Мерседес подняла голову, резко повернулась, целеустремленно двинулась к книжным полкам и сказала: «Aquí!»5. Она поставила коробку возле стеллажа на пол, измерила еще раз взглядом дистанцию и разобрала часть двух нижних полок, причем складывала книги стопкой на столик, стоящий посреди комнаты. Здесь была в основном старая специальная литература.

Мануэль наблюдал за всем этим с некоторым удивлением, он не понимал, почему Мерседес, например, не зажгла свой жертвенный огонек на столешнице, он попытался жестом остановить ее, но Мерседес тотчас подняла руки для защиты и посмотрела на него таким взглядом, какого он никак не ожидал от нее.

Затем она открыла коробку из-под бисквита, достала оттуда белую дощечку, на которой были расположены маленькие фигурки и предметы, и разложила их на столике.

Коробку Мерседес положила перевернутой на ковер, положила на нее крышку таким образом, чтобы ее края были обращены кверху, устроила в ее середине выстилку из запального материала, и на все это осторожно положила жертвенную дощечку. Затем женщина отщипнула несколько листиков шалфея с засохшей ветки, которую тоже принесла с собой, и посыпала шалфеем дощечку. Теперь она взяла коробку спичек, но прежде чем чиркнуть спичкой, она обратилась к Мануэлю: «Доктор, теперь хорошо идея, что ты хотеть, bien?»

Мануэль кивнул и пробормотал вполголоса: – Bien, bien.

И как только занялся маленький огонек, над которым Мерседес, сидя рядом скрестив ноги, размахивала своей веткой шалфея, отчего по комнате равномерно разлился тонкий аромат – аромат неожиданно приятный и пряный, – Мануэль задумался, чего он, собственно, хочет, и, естественно, он это знал уже давно, и для этого не требовалось, чтобы индейская женщина размахивала веточкой в его комнате. Он хотел ясности в вопросе о том, кем была Анна. Тогда, возможно, снова воцарится покой в его ухе.