Стукач

Он был старшиной-сверхсрочником. Служил во внутренних войсках МВД СССР уже десять лет, выполняя самые ответственные задачи, имеющие, впрочем, несколько специфический характер. Жил в Хабаровске. А мотаться приходилось по командировкам и в Среднюю Азию, и в среднюю полосу России, и на Колыму… Все осточертело. Но ничего не поделаешь. Служба.

Вот и теперь, прилаживаясь к «рабочему месту», он клял судьбу свою суматошную на чем свет стоит. Скорее бы отработать и – до дому, до хаты. В Хабаровске на Красной речке жена с детёнком малым ждут не дождутся его возвращения…

Придирчиво осмотрев «инструмент» – надежную и простую в эксплуатации СВД, он мягким движением вогнал в крепящую рамку оптический прицел. Опорная планка вошла как по маслу и прочно закрепилась на фиксаторе. Порядок. Делительные риски и перекрестия оптики давали возможность тщательного прицеливания и необходимых поправок на порывистый боковой ветер. Хотя погодные условия не больно волновали стрелка. Впервой ли? Он этого лагерного придурка хоть с завязанными глазами на небо отправит.

Вот он! Объект вышел из барака.

Сгорбленный тощий старикашка пошел по территории жилой зоны. Ага! Мимо клуба. К колючей проволоке. Рановато. Выждем немного, как оговорено в общем плане мероприятия.

Интересно, кто этот дряхлый зек? За что его приговорили к снайперской пуле? В нашей стране за просто так не приговаривают. А уж если верить словам товарища капитана Багаева (не верить такому серьезному человеку невозможно!), то этот старик – само исчадие ада. Ну конечно же! Иначе им не занимался бы отдел, одно упоминание о котором заставляет говорить шепотом. Вон тот же Багаев, хоть и капитан, а любому полковнику запросто пурги в задницу нагонит. Ладно. Не отвлекаться. Где там этот старикан?

Великолепная армейская оптика многократно увеличила голову Лелика, бредущего вдоль первого ряда колючей проволоки…

* * *

– Лелик ссучился!!! – дико заорал Шнырь, вбегая в соседний барак.

Всех его обитателей как ледяной водой обдало. Положенец зоны? Ссученный? Невероятно. Не может быть!

С другой стороны, Шнырь ходил в приближенных к Барсуку, авторитет коего хоть и был гораздо ниже того, что имел в лагере Прибаев, но и не ставился под сомнение. Наверняка «шестой» примчался сюда с этой вестью по поручению Барсука. Значит, дело стоит поднятого шума.

– Чем ответишь?

– Кто сказал?

– Не лепи горбатого!

Реплики неслись со всех сторон. Но те, кто произносил их, желали лишь одного: чтобы Шнырь как-то обосновал сказанное.

– Барсук за все отвечает, – сказал он. – Легавые оборзели! Им Лелик цинки даром раздает! Выходим на «плешь»[61], сами мусоров строить будем!

В бараке поднялся невообразимый гвалт. Зеки, озверевшие от нестерпимого «закручивания гаек» администрацией ИТК, готовы были идти на любые действия, чтобы добиться ослабления режима. Кто-то принялся вырывать металлические дужки от спинок кроватей. Другие извлекали из потаенных мест заточки и ножи. Рассвирепевшая толпа хлынула из барака.

Примерно то же самое происходило в других отрядах, куда были отправлены Шуруп, Зяблик и Котел.

Уже через минуту над лагерем несся рев возмущенных голосов, перекрывающий оглушительный вой «тревожной» сирены.

Идейный вдохновитель, Степка Барсуков, лишь хитро и довольно улыбался, наблюдая за происходящим через мутное стекло своего барака. Выходить вместе со всеми под солдатские пули ему было «впадлу»[62]. Мужики сами разберутся.

* * *

Лелик услышал за спиной шум и оглянулся. По обширной территории жилой зоны яростно метались сотни три заключенных, сметая все на своем пути. Зазвенели выбитые стекла в окнах пищеблока. С центрального входа в клуб содрали серпастый и молоткастый красный флаг (позже оперативники «назначат» за это дело виновного и впаяют ему срок за осквернение советской символики). Группа человек из десяти ворвалась в библиотеку и принялась через разбитые же окна вышвыривать на улицу книги. Зачем это делалось, так никто впоследствии и не разберется. В зоне начался бунт.

Как раз в это время Лелик бросился к колючей проволоке.

– Стой! Назад! – окрикнул часовой. Его автомат теперь был направлен на Прибаева.

Лелик не обратил на команду никакого внимания.

– Стой! Стрелять буду!

В следующую секунду затрещала автоматная очередь. Солдат бил над головой заключенного, как и было приказано на инструктаже перед заступлением в караул. Все здорово удивились такому распоряжению. Но приказы, как говорится, не обсуждаются. И сейчас часовой строго следовал указаниям начальника колонии подполковника Загнибороды.

Лелик на мгновение пригнулся, услышав, что солдат открыл огонь. А затем вновь принялся неистово продираться сквозь ограждение, провоцируя охранника вести огонь на поражение.

Солдат снова дал короткую очередь высоко над головой осужденного. И вдруг Лелик упал. Будто подкосил его кто. В голове его зияла маленькая черная точка, из которой на дорожку; посыпанную красным тертым кирпичом, фонтаном била густая кровь вперемешку с мозгами, выделявшимися идеальной белизной на зловещем алом фоне.