Ступая по шёлку (СИ)

Через время её волосы струились, подобно шёлку, в который были вплетены жемчужины в цвет льна. Кожу на всём теле натёрли сначала колючей мазью, старуха сказала, что это для того, чтобы она стала нежнее лепестков роз, а потом умаслили ароматными «кремами», чтобы тело её было подобно шёлку, что покрывал сейчас плечи девушки.

Из всех тканей, которые узнала, более всего Айола не любила шёлк — холодный и скользкий, он скользил по коже змеиным шипением и не приносил тепла.

— Сейчас придёт Царь Готореон, ты должна понравиться ему, если хочешь, чтобы свадьба состоялась.

— Что это значит?

— Царь посмотрит на тебя, дитя, и скажет, согласен ли он взять тебя в жёны.

— Я же уже здесь, он просил моего отца.

— Это мало что значит, дитя. Ты должна понравиться Царю сейчас, в нагом виде.

— А если я не понравлюсь? — ледяной страх закрался в душу младшей дочери Короля.

— Скорее всего, он отправит тебя обратно к отцу, он справедлив, не твоя вина, что груди твои не налились, и бёдра не готовы ни к встрече с мужем, ни к рождению наследника, но если ты не понравишься ему сильно — он вправе лишить тебя жизни.

— Оооооооо, — Айола медленно оседала на пол, на котором был расстелен ковёр из меха ламы. — Почему я раньше не знала?

— Что бы это изменило, дитя моё, — старуха сочувственно вздохнула. — У тебя было шесть недель незнания, хуже смерти только ожидание смерти. Встань ровно, встань и спрячь свои слёзы, твои глаза слишком фиолетовые, это может не понравиться Царю. У Иримы были черные, как ночь, глаза, она держала голову прямо, даже когда жрицы предсказали ей девочку и скорую кончину, он до сих пор горюет по своей жене, и твои глаза могут не понравиться Царю.

— Что ещё ему может не понравиться?

— Что угодно, дитя. Что угодно… Его траур не был закончен, он был вынужден прервать его, чтобы дать наследника Дальним Землям, законного наследника, на случай, если он падёт в сражении. Иначе Дальние Земли охватят противоречия и пожары междоусобных войн. У Дальних Земель должен быть наследник, и дать его должна законная Царица. Если он решит, что ты не сможешь…

Айола сглотнула, когда услышала шум в дальних покоях.

— Идёт, — старуха быстро говорила, что следует делать младшей дочери Короля, как подобает себя вести. — Когда он войдёт, ты должна поклониться так, как это делают твои рабы, потому что он твой господин, потом встать самой — ты не рабыня. Не смотри ему в лицо, но и в ноги себе не смотри, он должен видеть твоё лицо, не пытайся прикрыться, когда рабыни снимут с тебя одеяния, стой ровно. Если рабыни станут тебя поворачивать — поворачивайся, что бы они ни делали — подчиняйся!

Айолу мелко трясло, она слышала собственное сердцебиение, как будто сердце её было в голове, перед глазами темнело, она видела невероятно высокого мужчину, заходившего в её покои, на минуту она глянула ему в лицо, но тут же осеклась. Его лицо было подобно каменному изваянию — недвижимо и непроницаемо, глаза его не выражали ничего, только вселяли ужас и страх. Айола начала трястись ещё больше, рассматривая обувь Царя и причудливую вышивку на голенищах сапог, никогда раньше девушка не видела, чтобы грубую кожу украшала вышивка.

Опомнившись, она подняла глаза и уткнулась взглядом в такую же вычурную вышивку на кафтане, полы которого были распахнуты, и видна была туника из шёлка, такого же холодного, как скользил сейчас по плечам младшей дочери Короля и обнажал её перед Царём Дальних Земель. Её руки дёрнулись в попытке закрыться, но старушечье шипение из угла помещения остановило её, она одёрнулась и старалась стоять ровно, сосредоточившись на вышивке. Золотая нитка, серебряная, медная, яркий самоцвет…

Невозможно передать весь ужас, который обрушился на юную линариумку. Она — младшая дочь Короля, дева, который шёл шестнадцатый цвет, стояла нагая пред самым могущественным правителем из всех ей известных Земель, и в его воле было лишить её жизни или сделать Царицей Дальних Земель, но более всего её обуревал стыд за собственную наготу. У неё на родине любой мужчина, узревший так женщину Королевской крови, рисковал расстаться с жизнью, здесь же она стояла, как рабыня на рынке, и её медленно поворачивали перед господином. Рабыни уложили её на кровать и, к ужасу девушки, подняли ей ноги в коленях в попытке развести их шире, которой она сопротивлялась.

Она услышала мужской голос, бархатный, тягучий, обволакивающий, Айола никогда в жизни не слышала столь приятного голоса, даже придворные певцы не обладали умением издавать такие звуки. Речь была ей незнакома, но голос… голос успокаивал. Она резко повернула голову на звук и увидела Царя Горотеона — этот удивительный голос принадлежал ему. Он резко встал со стула, на котором сидел минутой раньше, и быстро покинул покои Айолы, а девушка осталась ждать своей смерти. Рядом с кроватью сидели три рабыни и старуха, чья участь тоже была неизвестна. Обед остался несъеденным. Мальчик, каждый раз приходивший от повара, не пришёл в этот раз, Айола наблюдала, как садится солнце, окрашивая покои в разные цвета последними лучами в жизни младшей дочери Короля.