— Эльиинг, — Аралан хотел подарить ещё одну ласку жене своей, и ещё одну, и так бесконечно, до конца дней его, но всё, что мог — это держать лицо её в ладонях своих, проводя пальцами по нежной коже и прикушенным им губам.
— Эльиинг, — Аралан понимал, что жене его будет комфортней принять его лёжа на боку, она была невыносимо хрупкой для его стати, но всё, что мог — это скользнуть между ног её, расставив их бёдрами своими.
— Эльиинг, — Аралан хотел входить в жену свою медленно, так, чтобы поняла она, что едины они не только духом своим, но и телами, понять это самому, убедиться в этом, но всё, что мог — это приостановить себя на миг, на частичку мгновения, чтобы дальше продолжить путь свой.
Когда тела их соединились, когда глаза его стремительно меняли цвет свой от силы эмоций, что захлёстывала его, когда видел он зелёные глаза жены своей и невиданный свет в них, тогда понял он, что это значит «единение духа и тела мужа и жены», что «становится женщина счастлива от этого, а тело её и сердце настигает покой, как и мужчину настигает довольство судьбой своей».
Наследник Аралан как никогда был доволен судьбой своей, и покой нашло сердце его, не знающее до мгновения этого силы любви женской и слабости, что дарит она сердцу мужскому.
Глава бонусная 8. Кринд
Миланисса в скуке смотрела на просторы, что виднелись из окон дворца, где выросла она, в провинции Теренсии Линан. С одной стороны дворца возвышались хребты гор, далёких и загадочных, с другой — просторные поля, с третьей же густой лес подходил прямо к стенам дворца.
Дворец был из белого камня и возвышался, как видение или мираж, на просторах Теренсии.
Совсем недавно вернулась она из дворца брата своего, Короля Теренсии Меланмира и жены его Меидин, где была представлена ко двору в сопровождении нянь и тётушки своей Луинтсены, а сейчас снова заперли её в покоях её, словно нашкодившую служанку.
Меланмир, брат её старший, с другом своим и свитой посетили дворец Линан, и Миланисса сидела взаперти.
Не было никакого закона или прямого указания, что девушка не может присутствовать на пиршествах или говорить с гостями брата своего, но тётушка её была так озабочена нравственным воспитанием воспитанницы и племянницы своей, говоря, что Миланисса слишком привлекательна и желанна для глаза мужчин, которых собралось множество во дворце этом, и поэтому следует ей опасаться их.
— Но тётя, ведь это друзья наши, а не враги, и я — сестра Короля Теренсии!
— Не имеет значения, друзья или враги, мужчины — всегда мужчины. А эти — варвары!
— Они не выглядят как варвары, — Миланисса посмотрела в окно на высокого светловолосого мужчину и окружение его. Все они были высоки, лица их ничего не выражали, словно из камня сделаны они, и верхом на лучших конях, которых когда-либо видела Миланисса.
— Все мужчины варвары, так они устроены, а эти — особенно. Твоя репутация должна быть безупречна, ты — сестра Короля, и я намерена устроить судьбу твою с максимальной выгодой для семьи нашей, Земель, и, — смягчившись, — конечно, для тебя.
— Конечно, тётушка, — Миланисса вздохнула.
Целый день любовалась Миланисса огромным конём, таким высоким и статным, что всадник, сидящий на нём, не выглядел ужасающе высоким, хотя, вероятно, и был выше среднего мужского роста. Всадника Миланисса запомнила плохо, они были словно на одно лицо — каменное, а вот конь…
Никто не позволял принцессе ездить верхом и даже приближаться к конюшням, тётушка была непреклонна, и даже сам Король, её родной племянник, не мог убедить её.
— Дорогой мой, я забрала девочку из дворца твоего, чтобы не видели глаза её и не знал разум её невинный тех бесчинств, что творятся там.
— Тётушка…
— Да, да, бесчинств! Ты Король, молодой мужчина, и так же, как и любой мужчина, подвержен пороку, ты глумишься над нравственностью Земель наших, в открытую живя с любовницей во дворце своём! Миланисса не узнает этого, пороки и похоть мира вашего обойдут стороной разум её.
— Я не собираюсь отдавать её прислуживать в храм.
— Зачем же в храм, я найду хорошего мужа ей, вот хотя бы советник твой Агаспус. Если мы сейчас заключим брачный договор — это обеспечит…
— Агаспусу уже сейчас двадцать шесть сезонов, ещё через пять он станет стариком, а Миланисса едва войдёт в брачный возраст!
— Да, но он богат, знатен и благочестив.
— Он скуп и от того слывёт аскетом, и я не позволю выдать сестру свою за него.
— Это было лишь предположение, — Луинтсена поклонилась. — Но во дворец твой я девочку не отдам и научу её вести себя и мыслить, как и подобает женщине её положения и происхождения.
— Как знаете, тётушка, рано об этом рассуждать.