Ступающая по воздуху

Был момент, когда он склонился над ней, оказавшись в невероятной близости от ее головы, чтобы показать на карте Огненную землю и маршрут Магеллана, и тут он ощутил живой, очень телесный запах ее взъерошенных русых курчавых волос. Этот запах он уже не мог забыть, и впоследствии стоило ему приблизиться к какой-нибудь девушке, как ему чудился именно аромат волос Мауди. Он и впрямь настигал его. Стив страдал от этого воспоминания, которое всегда было сильнее реальности. Он страдал от своей несправедливости по отношению к другой девушке. Его правая рука воспевала не девушку, она воспевала Мауди.

Наконец он набрался храбрости открыться ей. Ему было мучительно, да и казалось даже неразумным вкладывать всю силу своего чувства в Государство франков, в Линейные уравнения или в Питательные вакуоли пресноводных амеб.

— Ты хочешь встречаться со мной?

Наступила долгая пауза. Мауди пристально взглянула на щуплого, узкого в кости подростка. Ее глаза были спокойны, как гладь зеленого тихого озера. На влажных пухлых губах сверкали отблески неонового света над ее кроватью.

— Стив. Ты такой милый. Но мое место не с тобой. Ты здоровый человек. Я знаю, что ты сильный. Я знаю, что останешься сильным…

— Ты не считаешь меня красивым. Из-за руки. Я понимаю.

— Ты очень красивый мальчик, Стив.

— О’кей, тогда, может, попытаемся?

— Как тебе объяснить?… Я знаю теперь, где мое место… Я из числа тех, кто не может умереть…

Словно услышав непроизнесенное напоминание, он разжал пальцы, которыми несколько минут нежно теребил ее левое ухо. Стив сглотнул, и хотя ничего не понял, он понял все. Быть отвергнутым девушкой — самый больной удар для человека его возраста. И все в нем закипело и заныло одновременно: гневом и тоской. Но сердце у Стива было золотое, и он не перечил Мауди. Чтобы заглушить свое горе и, не дай Бог, не расплакаться, он начал снова повторять английские слова.

— То encroach… Угу… То encroach^[24], Мауди.

— Я больше не буду ходить в школу, Стив. Ты первый, кто это знает.

Он неуверенно кивнул, и тут слезы хлынули ручьем. Она сказала, чтобы он прилег рядом. Он повиновался, опустил голову на ее закованное в гипс предплечье и плакал навзрыд. Больше они не проронили ни слова и лежали, пока не явилась ночная сестра и не подняла шум, ибо из гигиенических соображений такие безобразия недопустимы.

Тому, что прозвучало для Стива таинственным намеком, суждено было исполниться в последние две недели ее пребывания в больнице. Ей разрешалось иногда покидать палату, и она любила, проковыляв по натертому полу коридора, заходить в комнату, где истории только и ждали того момента, когда будут наконец рассказаны. Она была безупречной слушательницей. Больше всего ее привораживало к себе отделение интенсивной терапии. Туда она направлялась после ужина, когда начинало смеркаться. Терапевт хорошо знал ее, и ей позволялось подходить к кроватям и оставаться возле них, пока не надоест.

Не понимая, что именно влечет ее сюда, она чувствовала своего рода магию, наполнявшую это пространство. Какая-то волшебная тихость. Может быть, оттого, что здесь начинала стираться граница между жизнью и смертью.

Когда за окном была уже темная ночь и наступало время господства бесчисленных лампочек, осциллографов, просверков, миганий и мерцаний мониторов и всяких иных приборов — ведь все диагностические аппараты посылают во тьму сигналы своей морзянки, когда электричество во всем этом реанимационном, антиинфарктном, деинтоксикационном и прочем хозяйстве верещало и гудело на разные голоса, когда человеческое дыхание обращалось в синхронно работающую машину — тогда Мауди казалось, что она ближе всего подошла к тайне. И она имела в виду свою собственную жизнь.

Этого совершенно переменившегося после загадочного покушения человека теперь волновал лишь один вопрос: «Кто я?» Позже она скажет Марго, что есть на этом свете люди, пребывающие в каком-то межеумочном состоянии. Она не знает, к кому себя отнести — к мертвым или к живым.

— Господин доктор, скорее сюда! — крикнула шепотом дежурная сестра.

— Что такое?

— Маленькая. Вы же знаете. Каждую ночь сюда приходит. Вы только посмотрите!

Врач поспешил в отделение. Сестра так усердно приноравливалась к его быстрому шагу, что он чуть не споткнулся о ее белую туфлю. Казалось, она хочет быть поближе к нему, чтобы самой приободриться. Они проследовали мимо сильно травмированного мальчика, который, как полагал терапевт, проснется в параличе как следствии повреждения спинного мозга, мимо заплывшего жиром мужчины лет пятидесяти с лишним, чья голова, похоже, и во сне полнилась гневом, непримиримо отмежевываясь от плеч. Потом врач увидел Мауди, склонившуюся над лицом молодого человека, которого считали уже умершим от поражения мозга. Сестра взяла доктора за руку, со значением уставилась на его угреватое лицо, призывая не подходить ближе. Они остановились. Девочка говорила, а безволосая, зеркально гладкая грудь мертвеца с механической монотонностью вздымалась и опадала.