Обречённо сев на стул, я машинально придвинул к себе чашку и потянулся за чайником… Под чайником оказался небольшой круглый медальон, сделанный из серебристого металла с плоской витой цепочкой, предназначенный, видимо, для ношения на шее, голография Линнеи на фоне моей кухни, сделанная, похоже, сегодня утром прямо с терминала искина, и мятый, сложенный вчетверо листок тонкого пластика, какие я обычно использовал для заметок, если под рукой не оказывалось переносного коммуникатора. С голографии, сделанной явно утром, пока я бессовестно спал, на меня с лёгкой печалью глядела молодая красивая девушка в короткой ярко-красной приталенной тунике до середины бедра. Во времени изготовления фото сомневаться не приходилось — обстановка за спиной девушки до мельчайших подробностей повторяла ту, что я видел сейчас вокруг себя, вплоть до оставленного пустого заварочного чайника с двумя пустыми чашками. Странно — я практически уверен, что ещё вчера у Линнеи подобной туники не было… Одежда необычайно ей шла, несмотря на то, что скрывала значительно меньше, чем оставляла открытым, демонстрируя мне нежные, тронутые лёгким загаром руки с тонкими запястьями и длинными пальцами, длинную прямую изящную шею, тонкую талию, высокую полную грудь и длинные мускулистые точёные ножки с маленькими ступнями, обутыми в лёгкие кожаные сандалии в цвет туники с тонкими ремешками, спиралью оплетающими изящные икры. Бархатистая кожа девушки, казалось, пропиталась солнечными лучами и светилась изнутри нежно-золотистым светом. А лицо… Прекраснее лица я ещё не видел. Нежный овал, подчёркивающий идеальной формы скулы. Красные пухлые губки, прямой нос, большие карие глаза в окружении пушистых ресниц. Густые брови вразлёт. Вот только шрама на лице у Линнеи уже не было… Поразительно — она действительно сегодня ночью говорила мне правду — ужасный, уродующий её рубец на лице девушка убрала за то время, пока я спал. Следовательно, она действительно могла свести шрам в любой момент, а не сводила потому, что ей кто-то запретил… Но почему? Быть может, все ответы — в записке, которую Линнея мне оставила?
Отложив в сторону фотографию, я развернул листок. На нём чем-то чёрным, возможно, тушью или карандашом для бровей, было написано:
"Кейт, если ты читаешь это письмо, значит, я уже далеко и в настоящее время отбываю наказание, от которого так долго и, как оказалось, безуспешно пыталась убежать. Обо мне не беспокойся — жизни моей ничего не угрожает, а потерю свободы я как-нибудь переживу, не в первый раз. Прости, что так неожиданно тебя покинула — остаться с тобой не в моей власти, и от моего желания больше ничего не зависит. В качестве прощального подарка оставляю тебе своё фото — как и обещала, без шрама. Учись хорошо, больше не встревай ни в какие переделки и прости меня…
Твоя Линнея.
P.S. Возьми в подарок этот амулет и носи его, не снимая — он принесёт тебе удачу. А если вдруг окажешься на пороге смерти — возьми амулет в руки, сожми в своей ладони изо всей силы, вспомни меня и позови. Просто позови…"
Я стоял, сжимая в руке амулет и, тупо уставившись в записку, перечитывал написанные в ней такие обычные и такие непонятные слова. И постепенно до меня дошла простая и очевидная мысль — кто-то забрал у меня Линнею! Мою Линнею! Мою вторую половинку, которую я искал всю жизнь! Они забрали мою жизнь!
Что там написано в записке? Если я окажусь на пороге смерти? Да, сейчас как раз именно тот случай! Я уже на пороге смерти! Как я смогу дальше жить один, без Линнеи?
И я, с силой сжав амулет, так, что натянулась и побелела кожа на костяшках пальцев, представил в своих мыслях такой милый и такой родной образ девушки, как будто наяву увидев прочертивший её лицо такой уродливый и такой любимый шрам, и позвал… Сначала один раз, потом другой, а потом ещё и ещё. И мысленно, и в полный голос. Я звал до тех пор, пока не охрип и не замолк. Ничего. Тишина. Пустота…
И лишь в самый последний момент, когда от отчаяния я сжал зубы и крепко-крепко зажмурил глаза, выдавливая злые бессильные слёзы, мне показалось, что я услышал долетевшие из невообразимой дали отголоски её горькой усмешки…
Глава 3