Ступень Четвертая. Часть первая

— С чего бы? У меня большие сомнения, что он стал бы оставлять для себя записи. Зачем записывать то, что ты и без того помнишь?

— Это же элементарно, Мальгус, — хрюкнул Дамиан от неожиданной радости. — При переселении души ты теряешь часть себя. Ты можешь об этом не догадываться, но когда ты поменял тело, ты перестал быть старым добрым Мальгусом на сто процентов и остался им всего лишь на девяносто. Никто не может предсказать, что именно попадет в пропавшие десять процентов и какую часть памяти это затронет. В отношении тебя я даже догадываюсь, что ты утерял. Зато ты приобретаешь что-то от реципиента. И чем больше ты прыгаешь, тем меньше остаешься собой, личность, так сказать, утрачивается и ты превращаешься в ходячую функцию. Ты наверняка сам замечал, что иной раз поступаешь так, как никогда не стал бы действовать в здравом уме? Все дело в том, что это берет верх тело, в которое ты вселился, и слепок личности от него. Если ты пробудешь в нем недолго, есть шанс, что на тебе это почти не отразится. А для длительного пребывания тело подбирается тщательно, личность должна или быть близка по менталитету, или занимать слишком лакомую должность. Как, например, моя, — усмехнулся он, намекая, что на его тело я пытался претендовать.

Лекция была познавательной, но странной. С чего вдруг Дамиан настолько расщедрился, что решил меня облагодетельствовать?

— Но тот, кто переселяется, все равно этого не помнит, — заметил я. — Я не чувствую себя потерявшим что-то.

— Разумеется, потому что ты сейчас не совсем Мальгус. И тем не менее раньше ты знал то, что сейчас услышал от меня. — Он высокомерно усмехнулся. — Но я тебя вызвал не для того, чтобы просвещать. Мой рассказ — это доказательство того, что я был с тобой честен. Я к тебе по совершенно другому поводу. Хочу узнать, не согласится ли встретиться со мной Марта?

— Не согласится, — огорчил я Дамиана. — И она против, и ее муж тоже.

Глава 20

Почему-то я думал, что Светлана поприсутствует при разговоре с императором, но нет, она сразу, как мы приехали, попрощалась и ушла. Выглядела она на редкость замученной, похоже, спать этой ночью ей почти не пришлось. Ефремов тоже отсеялся, отправив меня в императорскую приемную в сопровождении одного из своих подчиненных, который оказался на редкость немногословен и испарился, стоило нам дойти. Это могло означать только одно — император хотел поговорить со мной так, чтобы больше никто не знал о чем.

Но принял он меня не сразу. Несмотря на утро, он уже с кем-то беседовал, а еще двое ожидали своей очереди на разговор с самым значимым человеком страны. Меня задержка не расстроила, напротив — позволила собраться с мыслями и решить, что говорить. А еще — дала возможность обдумать то, что я узнал от Дамиана. Я не мог исключить вероятности, что он если не откровенно врет, то искажает какие-то факты, но в отношении потери части личности он точно был откровенен, слишком уж с большим удовольствием вываливал на меня свои знания. Наверняка проштудировал всю доступную литературу о перемещении душ, чтобы знать, чего можно от меня ожидать и насколько меня изменило переселение. Получалось, что изменило. Вставал вопрос, без чего я остался. Только ли без определенных знаний или от меня отвалились еще и некоторые особенности? Я сейчас даже в худшем положении, чем старшая Ермолина, которая хотя бы имела представление о том, чего лишилась. Я даже этого не знал. Мне казалось, что в моих знаниях не было пробелов. Но если Дамиан говорил правду, то что-то должно было рассеяться безвозвратно. Я вспомнил рисунок в записях Накреха, из-за которого я согласился пойти на договор с Дамианом. Не для этого ли Накрех создал Моруса — чтобы сохранить знания в полном объеме? Но где гарантии, что память о создании знания не пропадет при переносе? Тогда дневники — страховка? Нельзя же забыть сразу и то и другое?

В голове царил полнейший сумбур, который не рассеялся к тому времени, когда меня пригласили в кабинет к императору. Императорскую защиту от прослушивания в этот раз не нарушали никакие вражеские заклинания, поэтому свою дополнительно я ставить не стал. Незачем обижать императора недоверием.

— Что происходит в школе в общем, и в частности, что у тебя случилось с Сысоевым? — спросил император.

— Похоже, Ваше Императорское Величество, что его пытались устранить, выставив виновником меня. Я отправил его в стазис, но не уверен, что кто-то сможет ему помочь, если стазис развеять.

— И что за заклинание на него отправили, что ты не знаешь противодействия? — заинтересовался он.

Меня бы повеселило мнение о моем могуществе, если бы оно не было высказано по такому поводу.

— Не заклинание, проклятие. Тип воздействия, для которого нужен либо контакт с проклинаемым, либо его частица. Лучше всего кровь.

Император на меня вытаращился с немалым удивлением.

— О подобном слышу впервые, — признал он. — Это какие-то специальные волховские техники?

— Я бы не назвал их волховскими, Ваше Императорское Величество.