— Я собирался вам позвонить, Игнат Мефодьевич, сразу после разговора с мамой, но она меня так заговорила, что у меня все повылетало из головы, простите. Я помню, чем вам обязан, и ни за что не стал бы проявлять неуважения.
— Это хорошо, — довольно бодро сказал он, — что помнишь. Я вот тебе тоже оказался обязан за внучку. Дианка чуть на потолок от счастья не прыгает. Так что теперь уже я у тебя в долгу, а я этого не люблю.
Долги от Мальцева мне были не нужны, а ну как решит, что дешевле будет расправиться с кредитором? В том, что я ему не по зубам, я не сомневался, но не был настолько уверен в своих близких.
— Что вы, Игнат Мефодьевич? — заволновался я. — Какой долг? Если и есть долг у кого-то, только у меня перед вами. Ведь только тренировки у вас позволили нам выиграть.
— Ты это брось, — сурово ответил Мальцев. — Сказал, что в долгу, значит ,в долгу, и от слов своих отказываться не собираюсь, понял?
— Если вы так хотите…
— Да, я так хочу. Поэтому приезжай ко мне, разговор есть.
Грядущий разговор мне понравился еще меньше.
— Игнат Мефодьевич, а можно не сегодня? Я не в лучшей форме, хотел бы отлежаться и все такое.
Он недовольно посопел в трубку.
— Вот молодежь пошла. Вечер попраздновали — и уже не в лучшей форме. Заруби себе на носу, дешевый алкоголь магам противопоказан, понятно? Хорошо еще, не согласились Дианку с собой взять. Она обиделась, но зато не траванулась. Ладно, сегодня можешь не приезжать, не хочу на твою помятую рожу смотреть, но завтра чтобы был.
— Постараюсь, Игнат Мефодьевич.
— Не постарайся, а будь, — сурово сказал он. — Чего император от тебя хотел?
— Потребовал, чтобы ни я, ни мой клан ни с кем договоров не заключал до моих двадцати пяти лет. Ни клановых, ни личных. Сказал, те, что есть, пусть действуют, а вот новых чтобы не было.
— Чего это он вдруг? — неожиданно растерянно спросил Мальцев. — Как можно запретить заключать договора главе клана? Да это совершеннейший беспредел!
На последних словах голос его окреп и уже звучал настоящей злостью. Хорошо еще, что направлена она была не на меня, а на куда более значимую персону.
— Кто я такой, чтобы ругаться с императором? В чем-то он прав: пока я не стою во главе клана, возможны варианты, когда кто-то заключает договор от моего имени.
— Если бы он о тебе заботился! — прорычал Мальцев. Не хотел бы я сейчас находиться рядом с ним — он точно был в бешенстве и почти себя не контролировал. — Что эти Тумановы вообще о себе возомнили? Они такие же маги, как и мы. И если мы признаем их главенство по некоторым вопросам, это не значит, что они могут диктовать, как нам жить! Такой запрет — это вмешательство в личные дела кланов! Я этого не потерплю!Я Ваньке лично выскажу, что думаю о его бредовых идеях. Он пешком под стол ходил, а я уже был сильнейшим магом. И он не смеет идти поперек моих желаний!
— Игнат Мефодьевич, успокойтесь. Запретили же мне, а не вам, — напомнил я. — И то не навсегда, а до совершеннолетия.
— Да чтоб ты понимал! Не мне запретили? А как же! — фыркнул Мальцев зло. — Так, я сказал тебе приезжать завтра? Завтра не приезжай. Потом позвоню.
Он отключился без всяких предисловий и прощальных слов, а у меня осталось глубокое внутреннее убеждение, что император своим запретом сделал мне царский подарок, потому что причиной, по которой разошелся Мальцев, могло быть только то, что этот запрет шел вразрез с его планами. Заключать какой-либо договор с Мальцевым — форменный идиотизм, а отказывается от него — самоубийственно.
Зашел Ден, зевнул, стащил кусок пиццы и сообщил:
— «Клановый Вестник» бурлит. Считают тебя императорским протеже.
— Это мне чем-то грозит?
— Да так не особо. Одни будут стараться подгадить другие — втереться в доверие.
— Переживу, — беспечно махнул рукой я. — Как только поймут, что я не протеже, и одни и другие отстанут.
— А ты точно не протеже? Народ там точное время вашей беседы вплоть до секунды выложил. Император мало кому столько времени уделяет.
— Точно не протеже, — засмеялся я. — Был бы протеже, мы с вами так развернулись бы… — Вспомнил Дамиана и решил, что от властей нужно все— таки держаться подальше, поэтому добавил: — Или завернулись бы. Второе, кстати, вероятнее.
Опять зазвонил телефон. Но в этот раз не мой, а Серого. Тот чуть удивленно поиграл бровями, показывая, что не ожидал этого звонка, но ответил.
— Да, привет. … Нет, рядом. … Мне откуда знать? … Ему все звонят и звонят. А я-то тут при чем? … Значит, не хочет говорить, его право. … Слушай, вот это все не наши проблемы, поняла? … сама заварила — сама ешь. Нет, не жалко.
Он скорчил рожу, а потом обратился ко мне:
— Ярослав, тут с тобой Ермолина жаждет пообщаться. Говорит, очень ты ей нужен. Умрет, если не поговорит.
Я скривился не хуже, чем он, и протянул руку. С этим нужно было покончить раз и навсегда.
— Аня, я ничего возвращать не буду, — бросил я в трубку. –Запомни это наконец и прекрати мне названивать.
— Ярослав, — разревелась она мне прямо в ухо, — спаси Полину. Она точно ни в чем не виновата. Меня можешь ненавидеть и проклинать, но она-то тебе ничего не сделала.