Ступень вторая (СИ)

Я отдал должное его находчивости: выкрутился элегантно, и не подумаешь, что знать не знает, что это такое.

— Вот как? — недовольно бросил Лазарев. — Но ведь они опасны?

— Не волнуйтесь, за пределы поместья эта опасность не выйдет, — уверенно пробасил Ефремов. — Императорская гвардия бдит. И вообще, не волнуйтесь, Андрей Кириллович, ваш внук под надежным присмотром.

— Вашим? — скептически спросил Лазарев.

— В том числе и моим.

Наверное, Лазарева действительно поджимало время, потому что он явно хотел спросить что-то еще, но взглянул на часы, после чего развеял купол, попросил держать его в курсе ситуации, отмахнулся от моей благодарности, коротко попрощался и ушел.

— Вы были неподражаемы, Дмитрий Максимович, — обратился я к полковнику. — От лица клана Елисеевых приношу вам огромную благодарность.

— Благодарность благодарностью, а поездку устрой прямо сейчас, — проворчал Ефремов. — Теперь мне и самому интересно, про какую такую гадость говорил твой дед.

— Это закрытая информация, — напомнил я его же слова. — А здесь слишком много лишних ушей.

— Поехали, — не поддержал моей шутки Ефремов. — Об охране вашей квартиры я распорядился.

На удивление он согласился поехать в нашей машине, с условием, чтобы довезли его до дворцового комплекса, когда будем возвращаться. Серый был так впечатлен его выступлением в кабинете, что согласился бы отвезти его на край света, будь в том необходимость. Иван тоже поехал с нами, даже не заикнувшись о том, чтобы добраться самому: понял, наверное, наконец, что мы не в бирюльки играем. Сел он на переднее сиденье, рядом с Серым, мы же с Ефремовым сзади. Причем не успел полковник усесться, как поставил защиту от прослушки, причем по качеству куда серьезнее, чем показанная не так давно Лазаревым.

— Так про что твой дед заикнулся? — сурово спросил он.

— Мелкие фиолетовые медузы, летящие по воздуху из вскрытых личных комнат Вишневских, — ответил я, поскольку смысла скрывать эту информацию не было. — Ловятся тяжело, фиксируются плохо, горят с трудом. Какую опасность представляют, не знаю, потому что ни одной не удалось долететь ни до меня, ни до… моего деда.

Отпираться от родства с Лазаревым я счел неразумным. Все равно это известно любому заинтересованному лицу.

— Наверняка он именно про это говорил… — тихо пробормотал полковник больше для себя, чем для меня.

— Кто «он»?

Загадочный «он» наверняка был кем-то из начальства Ефремова, и этот «он», похоже, дал указание разузнать, что твориться в поместье, какая вероятность, что оттуда вырвется что-то опасное.

— Неважно. А Андрей Кириллович что сказал, когда увидел?

— Что никогда такого не видел и не слышал.

— А твой учитель?

Он явно имел в виду Варсонофия, пришлось ответить, стараясь максимально ничего не выдать:

— Сказал, что похоже на каких-то демонов, порабощающих мозги, но не типичных. Насколько нетипичных, мы решили не узнавать, уничтожать сразу.

Полковник задумался. Руки его при этом жили собственной жизнью: то потирали друг друга, то начинали выплетать заклинания, но тут же развеивали. Следил я больше за руками, чем за самим Ефремовым, чтобы в случае чего успеть среагировать. Но он контролировал свою магию в достаточной степени, чтобы не разбрасываться, а вот мысли нет.

— Ярослав, а как бы нам ее зафиксировать и вынести для изучения? — выдал он.

— Никак, — резко ответил я. Еще чего не хватало, тащить секреты Вишневских наружу вместо того, чтобы зарывать их глубоко под землю. После того как испепелить, вестимо. — Это создание поместье не покинет. Ни живым, если оно живое, ни мертвым, никаким вообще. Варсонофий сказал, оно опасно, поэтому оно будет уничтожено сразу, как мне попадется. И это не обсуждается.

— И в кого ты такой разумный? — проворчал Ефремов. — Я же пришел тебе на помощь? Вот и ты помоги мне. Такую тварь надо изучить, чтобы уметь ей противостоять.

— Огнем уничтожается, больше ничем. Этого достаточно, чтобы противостоять. Нет, Дмитрий Максимович, если что-то из дряни Вишневских и покинет поместье, то только в порошковом виде. Да там осталось всего две комнаты: главы клана и его супруги, если судить по схеме, которая у меня есть.

Я с грустью подумал, что если у супруги был такой симбионт, им придется пожертвовать в случае, если Ефремов все-таки пойдет со мной и захочет посмотреть на уничтожение. А ведь ее знания должны касаться как раз тех вопросов, которые мне нужны. Но возможно, это знак, что использовать тварь вообще не нужно?

— А в комнатах что интересное было? — продолжил Ефремов.

— Понятия не имею. Я туда не захожу. Подтягиваю мумию щупом, фотографирую, сжигаю, а потом выжигаю все в комнате полностью.

Ефремов потерял дар речи. Он сидел, открывая и закрывая рот, и смотрел на меня как на святотатца. Продолжалось это недолго.

— Как ты мог? — возмутился он. — Это нерационально! Там же могли находиться документы, ценные вещи и вообще…