Ступень

Песни Чарли были намного проще, хотя и в них слышалось полифоническое звучание с довольно сложной структурой. Но их можно было воспринимать поверхностно - жесткий ритм, плач гитары, рычание фьюза; но искушенный слушатель улавливал за всем этим более глубокую суть, как бы другую мелодию, которою вели орган и синтезатор.

В концертной программе вначале шли песни Чарли, а после них, как бы развивая их тему, две инструментальные композиции Джона.

Они репетировали около двух месяцев. Наконец, Джон остался доволен. Музыка больше не разваливалась на отдельные партии, а звучала, как единое целое. Можно было выступать перед публикой.

За неделю до концерта они собственными силами привели зал в относительный порядок, за что практичный Чарли выторговал у хозяина уменьшение арендной платы до сорока пяти фунтов в неделю; затем все тот же Чарли договорился со знакомым художником насчет афиш, и еще через день красочные афиши появились на улицах Саутгемптона, и даже кое-где в Сити. Правда, на Альберт-холле Чарли афишу повесить не удалось - к нему с грозным видом направился полицейский, и Чарли поспешил унести ноги от греха подальше.

Накануне концерта Джон почти не спал. В голове его вертелись сумбурные вихри из обрывков музыки, фраз, мелькали лица музыкантов, расплывались яркие световые круги прожекторов - Джон не находил себе места.

Забылся он лишь под утро. В девять часов вскочил, как ужаленный. Концерт был назначен на пять часов вечера, но Джону не терпелось и, наскоро перекусив и выпив для храбрости бокал чистого виски, он направился в зал. Там он бродил среди пустых рядов, нервно курил - впервые за многие годы. Потом он уселся в одно из кресел, и сам не заметил, как заснул.

Они сидели в небольшой комнатке за сценой и ждали, пока соберется публика. До начала выступления оставалось пятнадцать минут, а зал был заполнен едва ли наполовину.

- Ничего, соберутся, - успокаивал всех Чарли. - А, в крайнем случае, для первого раза и ползала неплохо. Главное, чтобы им понравился концерт. Тогда завтра зал будет полный.

Все же к началу выступления зал был заполнен почти на две трети. Дэвид вышел к микрофону и объявил название первой вещи. Джон поудобнее уселся за своим органом и весь ушел в музыку. Он не видел зала, не видел слепящих прожекторов, не видел даже своих товарищей; он не слышал, что объявлял Дэвид - он играл. О он чувствовал, что играет сейчас лучше, чем когда бы то ни было раньше. Да и остальные - тоже. Мрачная, экспрессивная музыка Чарли с жестким ритмом, насыщенная до предела, подавляла зал, заставляла слушать, не давала возможности думать о постороннем. После последней песни Чарли зал взорвался аплодисментами - это было больше, чем то, на что они рассчитывали.

Затем, после пятиминутного антракта, Тьюз объявил композицию Лэкера. Джон был в ударе. Густой сильный звук его органа заполнил зал; мелодия струилась, лилась, постепенно нарастая, поднимаясь вверх; изредка она словно срывалась, но затем снова выравнивалась, неуклонно стремясь ввысь. Джон закончил на самой высокой ноте, и ее отзвук еще долго висел в зале.

Послышались редкие хлопки, но и они вскоре замолкли. Тьюз объявил последнюю вещь. Джон снова заиграл. Но что-то было не так. Приподнятое настроение улетучилось. Джон играл через силу, и это передалось остальным. Когда они закончили, зал молчал. Почти половина слушателей ушла после первой композиции Джона, и остальные тоже спешили к выходу. Никто не аплодировал.

Джон устало откинулся на спинку стула. Он был разбит, подавлен. Это был провал. К нему подошел Чарли, положил руку на плечо.

- Не расстраивайся, старина. Твоя музыка - настоящая. Она лучше моей. Тебя просто не поняли. Но они поймут. Надо только время. Мы еще будем выступать в Альберт-Холле, а не в этом сарае.

Еще неделю выступали они со своей программой. И каждый раз слушателей было все меньше и меньше. И большинство из них уходили, когда начинали играть вещи Джона. В игре Лэкера появилась не свойственная ранее ему ярость, одержимость. Он как бы мстил своей музыкой тем, кто не хотел его слушать. Но люди уходили, и группа заканчивала свои выступления в почти пустом зале.

А когда концерты закончились, все пятеро собрались в кабачке у Билла, чтобы обсудить свои дела.

- Так мы долго не протянем, - заявил Чарли, - сборы от концертов едва покрывают арендную плату. (Чарли, как обычно, сгустил краски).

- Да что деньги?! - досадливо поморщился Бенни, - проживем как-нибудь. Вот то, что музыка Джона до людей не доходит - это действительно плохо. Хотя музыка хорошая - мы-то это понимаем!

- Репертуар менять надо. Песни Чарли публика принимает - их и надо играть. До музыки Джона они просто не доросли.

- Слушай, Джон, у меня есть предложение: давай писать вместе, заявил вдруг Чарли. - Я - слова, а ты - музыку. У нас должно получиться. Мы хорошо понимаем друг друга.

Лэкер, который до сих пор сосредоточенно потягивал виски с содовой, не вмешиваясь в разговор, поднял голову.

- Попробуем, - безучастно сказал он.