Ступени на эшафот

– Так в пиджаке дырка.

Полицейский показал пальцем. Хоть и не новый костюм, а жалко.

На служебной пролётке из полицейского участка примчались околоточный надзиратель, судебный медик. Испросив разрешения воспользоваться транспортом, Матвей отвёз задержанного в Охранное отделение. По дороге возникла мысль – завербовать парня в информаторы. Ему сейчас за теракт с жертвами грозит трибунал и смертная казнь через повешение. Если согласится стать информатором, будет жить в привычной среде и режиме, но предавать товарищей. Решать парню надо сейчас и быстро. Стоит его посадить на сутки-двое в следственную тюрьму, как доверия среди своих уже не будет и как «стукач» ценности для Охранного отделения представлять не будет.

По приезде в отделение Матвей завёл его в кабинет. Для начала показал «Уголовное уложение» и статью в нём за преступление против государства с жертвами. Жидковат оказался парень. Прочитав – побледнел, поплыл, заплакал. Матвею не было его жаль, скорее – противен был. Если ты мужчина, то должен осознавать последствия своих поступков и ответственность за них.

Напугав реальной перспективой, надо бросить спасательный круг, иначе к сотрудничеству не склонить.

– Жить хочешь?

– Хочу-у-у! – сквозь слёзы.

– Могу отпустить. Но для этого придётся сотрудничать.

– Это как?

– Жить прежней жизнью. Товарищам не рассказывать, что был задержан и в жандармерии был, иначе они сами с тобой расправятся, скажем – горло перережут или утопят, чтобы втихую. Наврёшь, что подельника твоего при взрыве бомбы убило, ты испугался и убежал. Полагаю – поверят.

Парень слушал внимательно, перестал шмыгать носом.

– А вам-то, господин хороший, в чём выгода?

– Вот! К главному подошли, в корень зришь! А ты за жизнь, которую я тебе сохраню, будешь сообщать, что товарищи твои злоумышляют. Взорвать хотят или пристрелить кого. Только точно и конкретно – где, когда. Это чтобы мы подготовиться успели.

– Страшно.

– Сам на рожон не лезь, чтобы подозрений не вызвать. Не расспрашивай о деталях. О ком из боевиков узнаешь – фамилия, адрес, так сообщи. О срочном – запиской, которую дежурному при входе отдашь. А ежели срочности нет, так при личной встрече, скажем – раз в месяц. Мало того, ещё и вознаграждение получишь, в зависимости от ценности сведений.

– Мне подумать надо.

– А как же! Обязательно! Даю час.

Матвей в сопровождении надзирателя отвёл парня в следственную тюрьму во дворе Охранного отделения. И запер в самой плохой камере – тесной, почти всегда холодной в любое время года, с парашей вонючей в углу. Побыв здесь немного, у многих шок. По сравнению с волей условия ужасные. Железная койка к стене пристёгнута, узникам днём сидеть или лежать на полу запрещено, иначе в наказание карцер, на хлебе и воде. Зимой там от холода околеть можно. В лучшем случае потерять здоровье на многие годы. Самая распространённая болезнь узников это туберкулёз лёгких. В начале века лечить эту серьёзную болезнь не умели. И даже люди состоятельные, могущие себе позволить лечиться в лучших клиниках, погибали в самом расцвете лет.

Надсмотрщик подмигнул Матвею. Камера зачастую использовалась для вербовки, и тюремщик знал, что делать. Матвей на часы посмотрел, надолго ли парня хватит? Для самого Матвея это первая вербовка. У его товарищей уже были свои информаторы. Их сослуживцам не передавали, общались лично. И только если офицер уходил на пенсию по болезни или выслуге лет, стукача знакомили с другим офицером. Сведения об информаторе были совершенно секретными. Листок с данными хранился в Особом отделе и доступа к данным никто не имел. Деньги за сотрудничество выдавались офицеру, а уже он отдавал их при личной встрече. Некоторые сотрудничали вынужденно, сохраняя свою жизнь, семью. Другие входили во вкус – опасность рисковать щекотала нервы, да и деньги получали, иногда немалые. Тот же Азеф получал до тысячи рублей в месяц, деньги огромные, но и сведения давал ценнейшие, большими массивами. Рядовой информатор мог получать и пятнадцать и тридцать и сто рублей, смотря какую информацию поставлял. Информаторов использовали все спецслужбы во всех странах. Без них борьба с боевиками, да и просто с уголовниками, была менее эффективной, больше по «хвостам». Полиция тоже имела информаторов, особенно в шайках крупных и опасных. Информаторов оберегали, старались вывести из-под удара. Скажем – предупреждали о предстоящей облаве или обыске, чтобы они могли заранее скрыться. Причём подсказывали, как лучше сделать, иметь свидетелей. Чего проще – проводил время с любовницей.

У боевиков разных партий тоже подобие контрразведки было, бдели, старались уберечься от провалов. Утечка информации всегда заканчивалась плохо – арестами, судами, каторгой или виселицей.

Парень выдержал в камере – одиночке всего сорок минут. Матвея вызвал надзиратель.

– Я ему ни сесть, ни лечь не давал. Побегал он по камере и в дверь стучать. Я его аккуратно в ухо, чтобы порядок не нарушал. А он вас требует, господин прапорщик.

– Веди.