Ступени ночи

Счастлив тот, кто может сбросить безнадежную ношу жизни, все туманы и обманы и сильным взмахом крыла отправиться ввысь… – написал кто-то черной краской на стене дома на Ливерпуль-стрит, в черной грязи которой, что обозначало когда-то бывшее здесь течение реки Уолбрук, строители нашли самый ранний слой лондонской истории.

Небо над Лондоном вдруг сделалось темным, как в тот день в далеком Лугоже. Приближалась непогода. Гроза разразилась на верху гранитных гор, спустилась в ущелья и к природным памятникам в скале. Молнии расцветили небо, и вдруг одна из них, сопровождаемая страшным раскатом грома, ударила в церковную колокольню. Язык пламени коснулся мха на темной черепичной крыше и искусно вплелся в сухие ползучие растения, что поднялись когда-то по стенам каменной башни. Колокола начали звонить вразлад, словно подавая сигнал тревоги.

Гречанский стоял и наблюдал невероятную картину.

Над городом парили безмолвные птицы.

Ветер буйствует,

Вода пенится.

Колокольный концерт, вызванный ударом грома, с трудом узнаваемый и для маэстро Константина Сараджева, создавал в то утро блестящую какофонию, но Викентий Маркович Гречанский, давно усвоив, что колокола – создания с душой, сумел какой-то до той поры не открытой способностью слуха в том безумии ударов металла о металл расслышать слова дивной песни:

Кому-то – начинать. Кому-то – уставать. Кому-то – говорить.

Кому-то – улыбнуться.

Кому-то – выстроить. Кому-то – сохранить. Кому-то – на свет родиться.

Кому-то – не умирать.

– Кому-то – не умирать, – повторил Викентий Маркович Гречанский.

Пошел дождь,

Сильный,

словно никогда не перестанет.

конец