Ступени (СИ)

Часы били двенадцать. Бокалы были наполнены искристым шампанским, а мысли потекли в высшие атмосферы, прося для всех безграничного счастья. На последнем бое курантов Натка с Павлом поцеловались. Вот он, Новый 1990 год!

Через несколько минут пришли соседи и предложили объединить веселье, что и было принято на «ура». Смотрели телевизор, танцевали под музыку, наполняли бокалы. В эту ночь скучно не было никому. До четырех утра продолжалось веселье, пока легкая усталость не начала гнать всех по диванам да кроватям.

Убрав наспех посуду в раковину, все разошлись по комнатам.

- Ты хочешь спать? - спросил Павел.

- Даже не знаю, чего я больше хочу: спать или еще раз спать, но только с тобой.

- В этих словах скрыт сакральный смысл, - притянув к себе Натку, сказал Павел.

- Таких заумных слов я не знаю, но чувствую, что волшебная ночь для нас с тобой еще не закончена.

- Конечно. Сегодня ночь свечей, поэтому мы сегодня будем наслаждаться именно игрой света и пламени, и будем представлять, что мы, как в стародавние времена, освещаем наш храм естественным источником. Подожди меня, я сейчас.

Павел вышел из комнаты, а у Натки душа ликовала от предчувствия чего-то необычного. Что он еще там придумал?

Через некоторое время он вернулся с подсвечниками и пятью свечами, которые были расставлены в разных концах комнаты. Павел зажег фитили и выключил свет. Комната погрузилась в полумрак, в котором по стенам и потолку двигались тени от колеблющегося пламени.

- Ну вот, подготовка к главному действу завершена. А теперь иди ко мне, моя Радость. Мы сегодня просто обязаны быть счастливыми, чтобы дать задел на весь этот начавшийся год.

Павел протянул Натке руку. Она вложила свою ладонь в его, и он повел Натку в медленном танце. Она положила голову ему на плечо, чтобы услышать биение сердца, чтобы чувствовать его дыхание. Они кружили в ритме сердец. Потом его рука легла Натке на затылок, мягко массируя голову. Резинка, стягивающая Наткины волосы, была стянута с них, и локоны каскадом упали на ее плечи. Кожа головы заныла от легкой боли, но рука любимого человека гладила, успокаивала, разливала тепло, идущее от макушки к ногам. На Натке было надето платье по фасону из журнала Бурда терракотового цвета с пуговицами спереди и расширяющимся книзу воланом.

- Ты специально сшила такое платье, которое можно легко снять, расстегнув лишь пуговицы.

- Не знаю, мне просто понравилась модель, а о легкости снятия я не задумывалась, - засмеялась Натка. Даже если бы на мне был другой фасон, это не помешало бы тебе освободить меня от одежды.

- Но, это платье мне нравится. Потому что напоминает твои сарафаны, халатики, и вообще, пуговицы спереди – это очень возбуждающе. Руки так и тянутся пройтись по ним.

- Сударь, да Вы – нахал! – ответила Натка.

- Нет, Сударыня, Вы не так выразились. Любящий нахал! - потянулся Павел к ее лицу.

- А у Вас от пламени свечей искрятся зрачки, Павел Юрьевич. Не демон ли Вы? - заглянула Натка в глаза Павлу.

- Ох, каким эпитетами ты меня сегодня награждаешь. Мои зрачки искрятся радостью, что видят тебя здесь, сейчас, в эту ночь. И если демон, то нежный и любящий. А сейчас я хочу вспомнить, какой вкус твоих губ.

Он прижался теплыми губами к ее, и тут же потолок закружился в вихре света. Натка закрыла глаза, чтобы только ощущать, чувствовать, осязать. Ей больше ничего и не надо было.

Пуговицы на платье были расстегнуты, и оно мягким ворохом легло у Наткиных ног. Горячие руки легли на спину, проводя пламенные полосы по коже. Натка не хотела оставаться безучастной, поэтому тоже помогала Павлу освобождаться от одежды. Они стояли в своей первозданной красоте, согревая теплом, и ощущая каждой клеточкой волны наслаждения другого.

Павел развернул Натку к себе спиной, и нежные поцелуи стали покрывать ее макушку, спускаясь к шее, лопаткам, а руки дополняли эту ласку. Ноги Натку не держали. Она дрожала как лист на ветру, но не от холода. Токи гуляли по ее телу, свиваясь в спирали, а его руки и губы продолжали эту сладкую муку. Спешить не хотелось. Надо было выпить чашу наслаждения до конца, бережно смакуя каждое прикосновение, каждый взгляд. Натке необходимо было видеть его лицо, вдохновенное и чувственное, поэтому она повернулась к нему, прижавшись грудью к торсу, заглянула в глаза, как будто хотела увидеть его душу, его чувства. Губы сами потянулись к эти глазам, к этим бровям, к ресницам, которые нежно щекотали поверхность, возбуждая еще больше своей мягкостью.