Ступи за ограду

Он допил кофе и закурил. Тем временем Хуарес, покончив со своим завтраком, встал, расплатился с подошедшим мосо и направился к двери, бросив на Пико взгляд, который можно было истолковать как угодно. Пико видел через окно, как он остановился у выхода, сунул в рот черную итальянскую сигарку и принялся неторопливо похлопывать себя по карманам в поисках спичек с ленивым видом человека, которому некуда девать время.

Пико тоже вышел.

– Разрешите огоньку, – сказал Хуарес, когда он поравнялся с ним.

Пико протянул ему зажигалку, они пошли рядом, Хуарес долго и тщательно раскуривал на ходу свою «аванти».

– Я вижу, молодой кабальеро, – сказал он наконец, – что даже подполье не отучило вас от болтливости, привитой на юридическом факультете…

Пико смутился:

– Конечно, мне не следовало называть вашу фамилию вслух… Но я был просто поражен, – ведь Ларральде говорил мне, что вы в тюрьме!

– Ларральде – большой мастер рассказывать небылицы про своих знакомых, – усмехнулся Хуарес. – Про вас, например, он сказал, будто вы где-то в эмиграции. Вы очень спешите?

– Нисколько, – поспешил заверить Пико. Удивительно удачно, что он встретил этого человека! Интересный собеседник помогает коротать время, а дон Луис Хуарес был несомненно интересным собеседником. С ним, коммунистом, можно было отлично поспорить. Пико всегда предпочитал разговаривать с людьми, исповедующими взгляды, отличные от его собственных. Беседа с единомышленником никогда не доставляет такого удовольствия, как хороший спор с умным противником.

– Я совершенно не занят, сеньор Хуарес, – сказал он. – Если вы не против, зайдемте в парк, там в амфитеатре можно поговорить без помех…

Хиль познакомил их года полтора назад, но встречались они за это время всего раза четыре, может быть, пять – и всякий раз спорили. Однако сейчас Пико почему-то чувствовал, что е.му хочется не столько спорить, сколько советоваться.

Они сидели в пустой каменной чаше греческого амфитеатра, в пологой воронке, образованной концентрическими рядами скамей. Было уже довольно жарко, не по-весеннему припекало полуденное солнце. Внизу, на небольшой площадке сцены, ребятишки в линялых комбинезонах гоняли тряпичный футбольный мяч.

– Я не за конформизм и не за сидение сложа руки, – негромко говорил Хуарес, – вы просто не хотите меня понять. Я только против безответственных авантюр. Я против того, чтобы честные парни вроде вас таскали из огня каштаны, которыми будут лакомиться другие. Вы отдаете себе отчет – с какими силами блокируетесь?

– У нас нет другого выбора, – возразил Пико. – Если хотите знать, я, католик, куда охотнее блокировался бы с вашими единомышленниками. Но, как видно, коммунисты предпочитают держаться в сторонке, что ж делать…

Он пожал плечами, не глядя на собеседника.

– Совершенно верно, – отозвался тот. – От этой кухни мы предпочитаем держаться в сторонке. За интересы латифундистов и генералов мы на баррикады не пойдем, вы совершенно правы.

– Мы идем на них за интересы народа, – сухо сказал Пико.

– А он вас на это уполномачивал?

– Бывают моменты, когда честные люди начинают действовать, не дожидаясь полномочий!

– Верно. А бесчестные тем временем ухмыляются и подталкивают их в спину: идите, мальчики, идите и умирайте, ни о чем не заботясь!

– Я не настолько наивен, как вы думаете, сеньор Хуарес. Всегда находятся негодяи, умеющие извлечь пользу из чужого подвига, но эта мысль меня не останавливает. Ни меня, ни моих друзей. Мы знаем, что идем за правое дело, и этого сознания нам довольно.

– Вы уверены, что оно действительно правое? Ну что ж, желаю вам не разочароваться. Мне только хотелось бы знать, на чем эта уверенность основана.

– На том, что мы видим вокруг себя! – вспыхнул Пико. – Наш народ подвергается систематическому и планомерному растлению, сеньор Хуарес! Ему грозит моральная гибель – что значит по сравнению с этим физическая смерть нескольких сотен, даже тысяч человек? Вот на чем основана моя уверенность!

Хуарес усмехнулся и покачал головой:

– «Растление», «моральная гибель»… Плохо вы знаете народ, молодой человек, – тот самый народ, за интересы которого готовы идти на смерть, и мало в него верите! Народ не так просто растлить и не так легко привести к «моральной гибели», как вам кажется. Уж как нас растлевали во времена колонии и позднее – в эпоху Росаса… Казалось бы, вы, студент, должны знать собственную историю!

– Кстати об истории, – сказал Пико. – И попутно о возрасте, потому что за вашими словами я угадываю снисходительную насмешку над моим жизненным опытом, точнее – над его отсутствием. Так вот, сеньор Хуарес, эту же самую мысль – относительно моральной гибели – мне недавно высказывал человек, который старше вас, который обладает довольно солидным запасом опыта и наблюдений и для которого изучение истории является профессией. Вам знакомо имя доктора Альварадо?

– А, вон что, – улыбнулся Хуарес. – Немного знакомо, как же.

– Его, пожалуй, не обвинишь в легкомыслии, не правда ли?

Хуарес помолчал, продолжая улыбаться каким-то своим мыслям.