Стволы

Не буду скрывать, что изымал книгу с сожалением. Не потому, что это первоклассная литература — тинейджеры редко создают шедевры, за исключением, возможно, Артура Рембо — а потому, что в ней содержится неприятная правда о некоторых жизненных ситуациях. Правда, которую можно выразить только будучи подростком. Взрослые не забывают ужасов собственного детства, но со временем эти чувства теряют свою яркость и непосредственность. Ситуации и эмоции, описанные в «Ярости», пришли на страницы книги прямиком из школьных коридоров, где я проводил пять дней в неделю девять месяцев в году. В книге содержится неприятная правда, а тот, кто не чувствует сожаления, скрывая правду, является бессовестным засранцем.

Старшие классы, насколько я помню, были дерьмовым местом для ребенка, и, наверное, остаются такими по сей день. К тем, кто вспоминает их как «лучшие годы своей жизни», я испытываю настороженность и жалость. Для большинства подростков это время сомнений, стрессов и болезненной неловкости. И это те, кому повезло. Для тех, над кем издеваются — для «дрищей», «очкорасов», «жиробасов» и «тормозов» — это четыре года отчаяния и ненависти двух типов: ненависти к себе и тем, кто пинает тебя в коридоре, стягивает с тебя шорты в спортзале и придумывает клички вроде «педососа» или «жаборыла», которые пристают к тебе намертво. Во время ирокезских ритуалов подросткам, чтобы стать мужчинам, нужно в обнаженном виде пробежать сквозь строй соплеменников, которые в это время колошматят их дубинками и тычут копьями в задницы. В случае со старшими классами твоя цель — выпускной, а не Перо Мужественности, но в остальном все обстоит точно так же.

У меня были друзья в старших классах — включая подружку, которая заступалась за меня, когда того требовала ситуация (благослови ее господь) — и я обладал своеобразным чувством юмора, за что заслужил некоторое уважение среди сверстников. Все это здорово помогло мне продержаться. И все равно я не мог дождаться, когда покину стены школы и повстречаю людей, которые не рассматривают унижение слабых в качестве повседневного социального взаимодействия.

Если так было со мной, более или менее обычным подростком, каково это было для ребят вроде Джеффа Кокса, Дастина Пирса, Барри Лукаитиса или Майкла Карнила? Удивительно ли, что они нашли собрата по разуму в лице вымышленного Чарли Декера? Разумеется, это не значит, что мы должны оправдывать их или давать возможность выражать свои эмоции таким чудовищным способом. Чарли должен был уйти.

Он был опасен. Во всех смыслах.

3. Пьяницы в баре

Если бы у меня была волшебная палочка, дающая право на исполнение любого желания, я бы избавил эту планету от голода. Остальное может и подождать. Однако если бы область применения этого желания высшие силы ограничили американскими политиками, я бы махнул палочкой и произнес следующее: «Пусть каждый либерал в этой стране на протяжении целого года смотрит канал Fox[5], а каждый консерватор — канал MSNBC[6]» (а те, кто не определился, пусть смотрят «CSI: место преступления»).

Вы можете представить себе, что тогда произойдет? Первые тридцать дней в небесах будет стоять громогласное эхо воплей «Что это вообще за херня???» Следующие три уйдут на ворчливое привыкание и понимание того, что, если отбросить политику, телевизор передает те же погодные сводки, рассказывает о тех же спортивных событиях и показывает того же геккона Гейко. Еще четыре месяца уйдут на то выяснение отношений каналов и их новой аудитории, которая обрушит на головы телевизионных руководителей шквал критики. По мере того, как поток твитов и электронных писем со словами вроде «Слушайте, вы понимаете, что несете полную чушь?» будет расти, несгибаемые редакционные политики начнут меняться. В конце концов, изменятся и сами зрители — ненамного, чуть-чуть, на два шага в сторону от безумных социалистов на левом фланге и их не менее одержимых оппонентов на правом. Не поручусь, что все они окажутся на ныне безлюдном политическом центре (тут и в самом деле много дешевых парковочных мест, братья и сестры), но почти наверняка окажутся к нему чуть ближе.

Ну разве это не идеальная мечта? Не такая прекрасная, как мечта моего духовного дядюшки Мартина Лютера Кинга, но все равно неплохая. Вы только представьте себе ту тишину, которая воцарится, когда вся эта риторика сбавит обороты хотя бы на пол-тона! Представьте споры за кухонным столом, которым не суждено случиться. Может быть, тогда (о, потерянный рай) возобновится и настоящий диалог.