Стыд

Миир Хараппа понял, в чем была его ошибка, и всеми правдами и неправдами постарался вернуть расположение сына. Миир рано овдовел (жена умерла при родах), поэтому сын значил очень много для него. Он чудовищно избаловал мальчика — тот никогда не просил ничего мало-мальски стоящего (например, новую рубашку), но отец пытался сам разгадать потаенные желания сына и забрасывал его подарками: тут и полный набор для игры в крикет — воротца, защитные скобы, щитки, двадцать два белых костюма, разные по весу биты и россыпь красных мячей — их хватило бы на всю жизнь. Была у него даже белая судейская форма и протокольные бланки. Увы, Гарун так и не увлекся крикетом, и роскошные дары отправились доживать век в дальний угол усадьбы, заодно с оснасткой для игры в поло, палаточным крепежом, заграничными проигрывателями и отечественными кинокамерами, кинопроектором с экраном. В двенадцать лет мальчик выучился ездить верхом, и с той поры часто видели, как он тоскливо смотрит на горизонт, за которым скрывалась усадьба Мохенджо — вотчина его дяди Искандера. А прослышь Гарун, что Иски навестил родительский дом, он сломя голову мчался к дяде, чтобы хоть посидеть в ногах у того, кого мечтал (с полным, как ему казалось, правом) видеть своим отцом. Когда мальчик пожелал переехать жить в Карачи, Миир не стал препятствовать. Но в столице, росшей как на дрожжах, так же стремительно росло и гаруново преклонение перед распутным дядей: он тоже сделался щеголем и сквернословом, тоже начал преклоняться перед европейской культурой — то есть выказал характернейшие дядины черты (естественно, до его великой перемены). Потому-то и попросился юный Гарун на учебу за границу; потому-то и коротал он время в Лондоне со шлюхами да за игорным столом. Вернувшись домой, он не изменил привычкам, они вошли в плоть и кровь, и бросить их оказалось ему не под силу, в отличие от его кумира-дядюшки: тот раз и навсегда порвал со всем, что не приличествует государственному мужу. В городе поговаривали, что Иски-маленький (так прозвали Гаруна)— равноценная замена Иски-болыпому. Миир Хараппа по-прежнему всем, чем только можно, расплачивался за скандальное поведение сына, надеясь вернуть любовь единственного отпрыска. Куда там! Во хмелю (то есть почти всегда) парень стал чересчур болтлив. Да и собутыльники его не отличались воздержанностью в речах. Гарун по пьяной лавочке высказывал бунтарские идещ расхожие среди европейских студентов — он наслушался их, пока учился в Англии. Гарун осуждал диктат армии, засилье олигархии, не жалел слов, которые и сам-то не ахти как уважал, но верил, что они еще больнее ударят ненавистного родителя. Однажды он зашел так далеко, что предложил: не пора ли начать массовое производство бутылок с горючей смесью — небезызвестного «коктейля Молотова». Говорилось это все на пляже, Гарун сидел верхом на огромной, еще мокрой черепахе. Она только что вылезла из воды на песок, чтобы отложить яйца, из которых не суждено вылупиться потомству. Никто из приятелей не принял его слова всерьез. Зато осведомитель (непременный в таких компаниях), как положено, донес о них. Президент А. взъярился — и без того положение правительства было шатким, — так что Мииру Хараппе на коленях пришлось вымаливать прощение для непутевого сына. И конечно, не обошлась бы без семейной сцены (чего страшно опасался Миир), но нежданно положение спас Искандер Хараппа — он тоже прослышал о недавних «шалостях» племянника и призвал его к себе, в свой дом, похожий на «телефункен» с поднятой крышкой. Переминаясь с ноги на ногу. Гарун ежился под острым, насмешливым взглядом Арджуманд, а ее отец тем временем бесстрастно, но безжалостно выговаривал племяннику. Одет дядя был в зеленый костюм от Кардена, напоминавший форму китайских хунвэйбинов, и неспроста: будучи министром иностранных дел в правительстве президента А., Искандер Хараппа прославился тем, что заключил договор о дружбе с председателем Мао, навел, так сказать, мосты. Фотография, запечатлевшая великого Цзэдуна в объятиях Иски, висела на стене кабинета, где дядя заявил племяннику:

— Мне стыдно за твое поведение. Пора бы и образумиться. Так что, женись.

Арджуманд Хараппа так грозно сверкнула глазами на Гаруна, что тот и не подумал возразить.

— Но на ком? — лишь обреченно спросил он.

— Мало ли приличных девушек, любую выбирай, — и дядя повел рукой — аудиенция окончена.

Гарун повернулся и пошел к двери. Искандер Хараппа крикнул вслед:

— А если политикой интересуешься, то лучше не на черепахах катайся, а при мне работай.