Он совсем не удивился, сразу опознав Махита в приближающейся к нему по коридору фигуре. Махит был одет по-цивильному, в кожаном пальто, и это обрадовало Лузгина: получалось, что камуфляжные бандиты здесь — не главные, есть над ними власть, по-своему разумная, преследующая конкретные цели, а не просто вознамерившаяся пострелять и повзрывать от скуки или злости. Махит поздоровался с ним за руку и спросил, как дела. Лузгин ответил, что старики держатся, но почему их не пускают в туалет и куда пропал их сосед Григорий, отчества не помню и фамилию тоже; он болен астмой, ему нужен врач. Махит выслушал его, слегка кивая головой, и спросил, с ним ли бывший «генерал» Плеткин. Лузгин ответил: «Да, он с нами, в одном купе». Махит сказал, что это очень хорошо, и поинтересовался, переговорил ли Лузгин с тестем по поводу ситуации в Казанлыке. Лузгин сказал, что не говорил, не было ни повода, ни смысла.
— А ну-ка приведи его, — сказал Махит.
Лузгин открыл дверь, ему сразу ударило в ноздри, и попросил старика выйти к нему в коридор. В мятом спортивном костюме, всклокоченный, в седой и неровной щетине, принесший с собой из купе тяжкий запах, старик и здесь над всеми возвышался, и Лузгин испытал чувство гордости за него и беспокойство по поводу возможных обострений.
— Я слушаю, — сказал старик, адресуясь к Махиту. Тот снизу всмотрелся в лицо старика и толкнул Лузгина:
— Ну давай, объясни.
Лузгин объяснил, запинаясь и путаясь в причинах и следствиях. Старик молча смотрел на Махита. Потом коротким жестом остановил Лузгина и сказал:
— Я деньги дам, если вернете внучку.
— Причем здесь внучка? — угрожающе спросил Махит, и снова Лузгин принялся объяснять и рассказывать. Махит его дослушал до конца, глядя себе под ноги и также коротко кивая; когда Лузгин умолк, он постучал пальцем в темное стекло, где все они отражались изломанно и зыбко, и произнес:
— Дурак же ты, однако. — И продолжил, обращаясь к старику:
— Я уже говорил твоему парню: ничего про вашу внучку мы не знаем и отношения к ее пропаже не имеем. Но мы ее найдем. Если бы ваш зять не побоялся с вами переговорить, мы бы дали команду искать намного раньше и, вполне возможно, уже бы ее обнаружили и сняли все вопросы. Еще раз заявляю: к этому мы не причастны.
— Я верю вам, — сказал старик.
— Искать мы будем…
— Эгильде, — не удержался и брякнул Лузгин.
— Смотри ты, запомнил! — удивился Махит. — Искать мы будем и найдем. Но… в каком виде… сами понимаете.
— Понимаю.
— Тогда договорились. И еще: вам принесут бумагу, все подпишете, вы — первый.
— Что за бумага?
— Обращение.
— О чем, к кому?
— Не обсуждается. Как только вы подпишете, режим вашего содержания будет изменен.
— Ну, так несите же! — старик повысил голос. — Какого черта!..
— Вам принесут, — сказал Махит, повернулся и ушел по коридору.
— Вы это, — тихонько сказал Николай, — вы вернитесь пока…
— О, черт! — Лузгин ладонью хлопнул себя по лбу. — Он же про деда Григория ничего не ответил… А можно, я по-быстрому кульки там, с этим, вынесу?
— Только бегом, — прошептал Николай с видом вора на стреме.
Через сорок минут к ним пришли — пожилой мусульманский священник, глядевший строго, и улыбавшийся натужно отец Валерий. Бумагу вслух читал Лузгин как самый зрячий; мулла слушал внимательно, пальцами перебирая четки, отец же Валерий вздыхал, бормотал и мелко крестил всех сидящих по очереди, выглядывая из-за плеча служителя Аллаха. Потом подписывали на столе лузгинской ручкой. «Господь вас сохранит», — сказал отец Валерий на прощание, и мусульманский священник в знак согласия склонился к ним и распрямился с молчаливым достоинством.
А ночью их взяли штурмом.