Стылая

Ночью меня разбудил Коннел – пришло время моего дежурства. На поляне горел костер, рядом лежала куча дров, заготовленных еще с вечера, изредка чуть похрапывали лошади. Кажется, все спокойно. Тем не менее, Коннел предупредил меня, что в этих местах с наступлением темноты на охоту выходят ягуары, и отогнать их можно не только оружием, но и огнем, то есть мне едва ли не в первую очередь следовало следить за костром, причем желательно, чтоб он горел поярче. После этого наш проводник сразу же отправился спать, а я, побросав в костер целую охапку дров, решила проверить, все ли в порядке у наших мужчин.

Первым делом подошла к телеге, где спали святые отцы. Вроде спят, дыхание ровное... Я уже хотела, было, отойти от телеги, когда на мою руку легла ладонь отца Витора.

– Госпожа Арлейн... – услышала я его шепот. – Госпожа Арлейн, вы на меня сердитесь?

– Что?.. – я даже растерялась от подобного предположения. – Отец Витор, да с чего вы это взяли? Все совершенно нормально, ничего не изменилось...

– Тогда почему вы сегодня едва ли не шарахаетесь от меня? Ну, понятно, что в монастыре вы не имели права заходить в мою келью, а сегодня стараетесь даже не смотреть в мою сторону. Конечно, я хорошо знаю, насколько вам обязан – все же тащить на себе мужчину едва ли не полдня, да к тому же до невозможности грязного... Тут у любой женщины к тому самому мужчине возникнет самая настоящая антипатия!

Так что же, выходит, он не чувствует по отношению ко мне никакой неприязни? Хотя отец Витор вчера наверняка был так измотан, что не обращал никакого внимания на сторонние звуки и запахи. Вообще-то, если вдуматься, то ближе к концу дороги нам было не до того, чтоб обращать внимание на такие мелочи, как чья-то грязная одежда. Ну, если так, то у меня просто враз от сердца отлегло!

– Отец Витор... – теперь зашептала и я, понимая, что надо придумать какое-то простое объяснение – Сами понимаете, как это выглядело со стороны – женщина идет едва ли не в обнимку со служителем Святой церкви! Сторонний человек, узрев подобное зрелище, ни на что хорошее не подумает. Между прочим, это... удовольствие длилось несколько часов. Опасаюсь, что и у господина инквизитора от увиденного все еще сердце на место не встало. Не боитесь, что придя в себя, он наложит на вас епитимью, а мне просто надает по шее, приговаривая, чтоб больше я не сбивала слуг Небес с пути истинного?

– Госпожа Арлейн... – я чувствовала неподдельное волнение в голосе отца Витора. – Прежде всего, должен поблагодарить вас за спасения моей жизни – вчера, когда мы собрались в путь после землетрясения, я понял, что самостоятельно не могу сделать ни единого шага. Отвратительное чувство, когда у тебя нет сил пошевелить ни рукой, ни ногой. Мне даже в голову не могло придти, что вы согласитесь взвалить на себя такую ношу, как я...

– Ну, ноша как ноша, несколько пудиков живого веса точно будет... – я не удержалась, чтоб немного не съехидничать. – Сами понимаете – от такого счастья откажется далеко не каждая разведенная женщина. А уж если учесть, как строго за нами, грешными, бдит господин инквизитор...

– Вы вновь и вновь сводите разговор к шутке, а я бесконечно благодарен вам за то, что вы помогли мне покинуть Птичью Гряду.

– Да, это не то место, которое хочется посещать вновь и вновь... – согласилась я.

– Вы опять улыбаетесь... – продолжал отец Витор. – А я был уверен, что опротивел вам после той тяжелой дороги, когда вы тащили меня с Птичьей Гряды. Думал, отныне вы будете испытывать неприязнь по отношению ко мне.

– Что вы, отец Витор!.. – я чуть не рассмеялась. – Может, таким своеобразным образом я пытаюсь привлечь ваше внимание.

– Еще немного, и я засмущаюсь!.. – теперь и святой отец чуть ли не шутил, и в его обычно спокойном голосе сейчас появились веселые нотки.

– Ах, вы вгоняете меня в краску... – ответила я в том же тоне. Может, оттого, что сейчас было темно, я все же решилась задать вопрос, который меня уже давненько мучил. – А если говорить серьезно, то мне кажется, что вы с неодобрением относитесь к тому, каким образом я разговариваю с вашим братом. Извините, но, к несчастью, иным образом принцу Гордвину невозможно втолковать хоть что-то...

– Не стоило бы сейчас говорить об этом, но раз зашла речь... – в голосе святого отца был слышен оттенок горечи. – Я не узнаю своего брата. Нет, внешне он мало изменился, а вот насчет всего остального... Такое впечатление, что разговариваю с чужим, незнакомым мне человеком, у которого полностью изменены разум и рассудок. И, поверьте, это очень горько. Тот Гордвин, которого я когда-то знал и любил, которым восхищался – его больше нет.

– Вернее сказать – от него ничего не осталось... – согласилась я. – Кроме внешности. Наверняка такие изменения в его сознании были нужны кому-то из сильных мира сего.