Стылый ветер

— Что скажет император, если мы опоздаем? — поддакнул кто-то сбоку.

— Вот именно! — оживился Дюпен. — Что скажет император... Что скажет полковник!!! Что мы последние засранцы и никуда не годимся?

«Прозевал момент. Ох, пожалел дурака. Надо было бить сразу, как только он назвал меня албанской свиньей. Ну ладно. Я не спешу».

— Вы что же, считаете, что я скряга? — удивленно развел руками Уно. — Да мне не жалко для вас ничего. Если так нужно, если задета честь роты... Да я готов и задаром везти этот груз на собственных лошадях, даже на собственной телеге!

— Вот человек! — радостно взмахнул руками толстяк в кирасе. — Щедрая душа — как все уладил!

— Вот это по-нашему. Молодец. — Солдаты уже дружески хлопали Уно по плечам. Гилберт втолковывал что-то Коротышке Дюпену.

«В конце концов, быстрее, чем ротный обоз, мы сейчас все равно ехать не можем. Не велика беда, если, удирая, придется кое-что сбросить с телеги... А за албанскую свинью мы еще сочтемся, мой капитан».

Эрнст Мансфельд был доволен. Почти счастлив. Еще бы — грохот орудий не смолкал уже третьи сутки. Мятежный чешский город Пльзень, не захотевший, вместе со всей остальной Чехией, восставать против императора и впустивший под защиту своих стен имперских солдат, был теперь плотно осажден. Апроши подведены почти к самым стенам. Один, последний натиск, и крепостная стена, уже неуклюже просевшая в двух местах, рухнет, открыв путь для его доблестных саксонцев, нанятых на деньги Евангелической унии, Венеции и Савойи... Беспорядочный огонь пльзеньцев подавлен меткой стрельбой с контрбатарей.

Незаконнорожденный сын испанского генерала, присвоивший себе титул графа, Эрнст Мансфельд, генерал Евангелической лиги, прижав к глазу подзорную трубу, впился взглядом в городские стены, заметив на них подозрительное оживление.

— Так и есть! Они опять готовят вылазку! Проклятые чехи! Если им удастся, как и в прошлый раз, добраться до брешь-батареи... — Он сплюнул, оторвавшись от окуляра, и окинул взглядом близлежащую местность.

— Капитан! Что вы стоите, как столб? Видите — они уже открывают ворота. Вперед, чтоб вам треснуть! Если католики прорвутся на правом фланге, я вам лично голову снесу!

Капитан, отдав честь, бросился к своим, расположившимся поблизости, на травке, словно на пикнике, солдатам.

— Встать! Ордер баталии! Мушкетеры — пали фитиль! За мной, скорым шагом! — Споро построившись, солдаты двинулись вперед. — Если католики прорвутся на правом фланге, я с вас шкуру спущу. Пошевеливайтесь, свиньи! Или вы хотите жить вечно?!

Видя такое рвение, генерал улыбнулся.

— Жакоб, коня мне! Я сам поведу рейтаров в атаку! Хочу отрезать горожанам путь к воротам, когда они побегут от моих орлов!.. Да передай приказ, еще двум дежурным ротам придвинуться к правому флангу, а то как бы мои орлы сами не побежали.

— Конрад! — В ее глазах был немой упрек. — Не уходи.

Он обнял ее за плечи.

— Так надо. Я получил письмо. Сегодня утром. Ты не поймешь. Это важно... Если я теперь останусь, то потом этого себе никогда не прощу.

— Ты меня разлюбил, да? Скажи правду...

— Я постараюсь вернуться... Дурочка. Я люблю только тебя. Тебя одну в целом свете.

— Не уходи! — Она крепко обхватила его руку, лицом уткнулась в плечо.

— Я не могу... объяснить тебе не могу. Тебе лучше об этом не знать... Но я всегда буду помнить тебя. Прощай, — на секунду он прижал ее к себе, поцеловал в лоб и оттолкнул... Вниз с холма, почти бегом, по пыльной дороге.

— Нет! — Она кинулась было за ним, споткнулась, упала. — Нет... — уже бессильным шепотом. И слезы отчаяния падают в нагретую утренним солнышком дорожную пыль. — Стой... Не смей уходить. Они же тебя убьют, Конрад...

Солнце в ее полных слез глазах, пылало, как тысячи костров аутодафе.

— Д-доктор Мориц Бэйнерд?

— Он самый... — Почтенный пожилой человек в черном немецком камзоле, открывший дверь, внимательно изучал неожиданного гостя и его стоявшую рядом взмыленную лошадь. — Какими судьбами?

— Ю-южным ветром занесло, — улыбнулся дюжий молодец, не менее внимательно изучая лицо доктора.

— Да, — кивнул Бейнерд. — На юге сейчас, наверное, жарко.

Радостно выдохнув, посыльный вынул из рукава и вручил доктору запечатанный свиток:

— Один в-ваш старый друг просил передать.

Мориц Бэйнерд, взяв сверток, торопливо спрятал его в рукав и улыбнулся:

— Не зайдете? Вам отдохнуть бы с дороги.

— Да я с-спе...

— Торопитесь?

Парень стеснительно улыбнулся.

— Ну тогда счастливого пути.

Вежливо кивнув, доктор захлопнул дверь. Посыльный, не вставая в стремя, запрыгнул на коня и помчался дальше, на север... Южный ветер все еще дул ему в спину.