СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ

- Вместе с нами родились и девочки, которых должны были назвать нашими именами... Кстати, они живы... Мы были в одной группе детей в роддоме... – тихо сказала она. – Почему-то там тогда младенцев держали отдельно от матери в специальной палате, и приносили их к матери кормить... Дурацкое правило, когда детей уносили от матерей. У каждого ребенка на ноге была бирка, чтоб медсестры их не путали. Так же лежали, окруженные медсестрами, и мы с другими младенцами... – она помолчала. – К сожалению нашего физического отца я не смогла найти... Знаю только из рассказов нянечки, что оба они, наши отец и мать, были чрезвычайно молодые и легкомысленные ублюдки...

Мне послышался сзади шорох, и, обернувшись, я заметила серого лицом белобрысого. Который сидел свернувшись от боли, и странно уставился исподлобья нам с Юлей в спину. Он был совершенно плох. Он держался за голову руками, сжав зубы, и со слезами стонал. Я поняла, что ему плохо, и спросила Саню, хорошо ли она продезинфицировала ему рану, и вколола ли антибиотики. И тут же забыла о нем.

- ...Знаю только, что наша “мамочка”, как всегда она это делала, – ехидно сказала Юля, – воспользовавшись тем, что приносят нас “на еду” лишь несколько раз в день, в первый же день куда-то удрала из палаты по своей работе... Когда случился пожар, ее, естественно, не оказалось даже близко к больнице... Я не знаю, какие процедуры там с нами делали, (купали, что ли?), и почему поснимали бирки с каждого младенца в группе... Короче – в истерике нам, то ли поменяли бирки (номера) на чужие, то ли не смотрели, как одевали. Поменяли во всей группе, одев бирки как попало. Ты теперь – Пуля, я – Юля, – она хихикнула. – Там творилось страшное – сходящие с ума матери бросались в огонь, их держали и валили на землю мужчины, а они бились в истерике. Когда кого-то из детей доставали из огня... Ты понимаешь, что было с оставшимися матерями. В общем, там случались припадки. Получилось так, что наши нечаянные новые матери еще вообще не видели своих детей – у обоих были очень тяжелые роды, после которых они сразу уснули, запомнив лишь, что родили девочек... Нас “узнали” по номерам на бирках... Мы обе уже обгорели ужасно, и наши мамочки потащили кукушат сразу в Ахмадет, выжав все из случайной машины. И очень хорошо, ибо нашей мамы как раз не было... Машин катастрофически не хватало, скорые уносились, как только получали детей, чтобы суметь спасти их, мы были последние, и люди до сих пор помнят, как женщины с детьми бесстрашно шли прямо по дороге навстречу машинам, тормозя их. И тут же заставляя гнать, куда нужно, не слушая ничего. Я нашла человека, который вез мою мать, и он до сих пор помнит ту сумасшедшую ночь... – она засмеялась. – А потом, сама понимаешь, что когда женщины нас выходили, им уже не было никакого дела, что мы раньше выглядели по иному, тем более, что при таких ожогах, они вряд ли нас могли узнать...

- А что случилось с теми... – печально спросила я.

- Настоящими птенцами, которых мы выкинули? – спросила она со смехом. – Не волнуйся, они выжили в больнице, просто через год. Но у них не было вообще бирок, и к ним никто не пришел... Дело в том, что первично им ошибочно поставили диагноз “смерть”, ибо человек со скорой, которого пригнали из пригорода, был то ли пьян, то ли невежественен. Он даже их не повез в больницу, во всеуслышание посчитав трупами с бирочками. Хорошо, что пришла смена, и, вместо морга дети оказались в больнице – его помощник вытянул их с того света, доставил в специальное отделение. Зато возникла путаница с документами. Ибо алкаш причислил их, то есть, по документам нас, к лику святых. Бог его знает, как он это сумел провернуть – обычно требуется так много документов. Наша мама даже не подумала проверить.

Почему-то от белобрысого донесся стон. Он плакал. Саня волком смотрела на меня, словно защищая его.

- Оно к лучшему, возможно, что мы попали в другие руки. Кому нужна такая мама, она словно скотину заклеймила нас медицинским клеймом с номером, как это можно было вообще додуматься, чем это было для нас! – зло сказала Юля, без стыда показывая на свою внутреннюю сторону бедра у самого схода ног. – Нянечка ее запомнила по этому ужасу! Подумать только, у меня номер... – она яростно выругалась.

- Да, у меня тоже эта тату есть, – вздохнула я. – Только я номер разглядеть не смогла... Она тусклая, да и слишком неудобно расположена, да и стыдно просить туда поглядеть другого человека... – смутилась я.

- Я могу посмотреть! – шутливо предложил один из бойцов.

Белобрысый, который сидел, сжав зубы, так глянул отчего-то на него, что тот прикусил язык. Я не обратила внимания. Меня занимало другое.

- Ты маму проверила, как меня, на анализ? – спросила я.

- Угу... – кивнула Юля. – Умудрилась взять... Если бы это был папаша, пришлось бы ему на основании этих данных платить алименты...

Я замолчала.