СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ

- Доберманов и овчарок я девочкам так раздавала... – тихо сказала я. – И если питбуль кого-то полюбит, или мастина, ведь я ее жестоко выдрессировала, я девчонкам их так дарила... А, поскольку на дрессировочной площадке был Филя, обычно никаких проблем с дрессурой даже самых диких псов у меня не возникало... У меня патологическое отсутствие страха, как говорили тренера, собаки всегда подчиняются бесстрашному лидеру... Брат рассказывал, что везде лидером становится не самая умная или хитрая, а самая бесстрашная собака, они кололи даже самым слабым собакам препараты и убеждались этому... Они тут же становились лидерами... То же и у людей... – рассказывал брат. – По реальным, а не поддельным документам и воспоминаниям можно видеть, что Тимур, Чингиз, Наполеон, Александр, Ленин отличались каким-то адским бесстрашием... Они в аду битвы становились только холодней, яростнее и бесстрашнее... Холодные или горячие, но непоколебимые, как сталь... В хрониках одного ненавидящего Тимура придворного историка есть место, где с злобой и ехидством описывается, как парализованный Тимур заставлял других выносить себя на поле битвы и командовал ею. И однажды враги прорвали оборону и кинулись прямо к неохраняемому шатру Тимура... Держать носилки с Тимуром остались только этот историк и еще один придворный, которые от страху просто выронили носилки с Тимуром... Первый азиатский демократ, ненавидящий тиранов, несколько раз описывает и хохочет, подробно, как великий человек ляпнулся, на землю “как простое дерьмо”, ляпнулся, как “кусок дерьма”, который он же не удержал от страха... Но тот же историк, как честный историк не смог не отметить, что если эти нормальные интеллигенты и историки от страху от ринувшейся конницы выронили беспомощного калеку... – я помолчала, вспоминая. – То калека даже ресницей не моргнул от атаки, осклабился, выругался, и лишь стал активнее и сосредоточеннее, жестоко обматерил собак, остановил трусов, заставил себя поднять навстречу опасности... И своим командованием сумел остановить и отбить прорыв, закончив полной победой, даже не заметив, чего так испугалось “историческое дерьмо”... Что так радовалось посмертно, что парализованное тело из рук трусов упало “как дерьмо”, “как дерьмо”, а не как владыка... – равнодушно сказала я.

- А ты, оказывается, начитана... – прервала меня Люба. – А ты не боялась, что кто-либо Филю в конце концов порвет? Волк, питбуль, мастина?

- Если я видела, что ему трудно, я просто загоняла патрон и... Филя обычно бывал недоволен вмешательством.

- А отец знал? – тихо спросила Люба.

- А отца тогда уже не было... – медленно и тихо ответила я.

- А брат?

Я открыла рот, но Люба ответила сама же:

- А брат тогда был в Германии, да? – мрачно проговорила она.

Я горько кивнула.

- Я не хотела брать ружье... Не хотела... Но это в службе взрослые навязали, сказали, что обязательно... Мы ведь ходили на особо жестоких собак и волков... Не всякие пойдут на мастину или филу, или кавказца поймать... И Филя собак не ест... Только редко... Я его к кошкам приучила...

- Теперь я понимаю, почему в округе исчезли все кошки... – мрачно буркнула Люба. – Он за тобой сюда пришел. Его надо остановить немедленно!

- Нет-нет! – вскричала я.

- Да нет, я его приведу к тебе... – сказала Люба. – Пусть тебя защищает... Я уже придумала, как объяснить его присутствие... Сейчас пойду по соседям, пусть расскажут мне, какие собаки самые мощные бойцы и охранники, чтоб они от собаки-убийцы защитили... Ребенок один, я боюсь, нужен охранник... Когда я его приведу, ни у кого не возникнет вопросов, ведь они сами порекомендуют мне...

- Сенбернара... – сказала я.

- Выдрессированную филу... – упрямо продолжила Люба. – Меня ведь не от людей надо защищать, когда я ночью возвращаюсь... Нужен как раз боец, а не монах. А твой – гигант среди них, как раз для этих целей и подходит, все будет понятно... – гнула она свою линию. – Как тебя зовут?

Я посмотрела на нее.

- Ну, должна же я назвать ему твое имя?

- В семье иногда меня называли Лариной, – неохотно сказала я, вспомнив свое странное произвище, из-за надписи “Таня” на татуировке...

- Из-за тебя что, Онегина убили? – потрясенно воскликнула Принцесса.

- Онегина никто не убивал, – буркнула я. – Я знаю. Это русские сказки Пушкина. Он сам застрелился, когда его генеральша отвергла...

Люба хихикнула.

- Еще меня называли Принцесса и Пуля... Пуля это от моей быстроты... – быстро сказала ей я, чтоб она не заподозрила моего настоящего имени. – Скажи Филе, где Пуля, ищи Пулю, ищи Ларину...

Я помолчала.

- И может он придет, – сказала я и почувствовала страшную усталость.

- Спи дитя... – сказала Люба, положив руку мне на голову. – Пусть тебе Онегин приснится...

- Мне больше нравятся генералы, не люблю франтов... – пробормотала я.

Она хихикнула.

- Спи... – шепнула Люба, вдруг обняв меня. – Если б ты знала, ребенок, как я тогда испугалась, когда ты умирать стала, пытаюсь вытянуть тебя, и плачу...

Но я уже уснула...