Субъект. Часть первая

Как только за мной захлопнулся люк, тут же вспыхнул галогенный свет, что залил всю полость камеры. Я осмотрелся. Эта камера скорее походила на цилиндры, кои поднимались из подземки на поверхность Айсберга. Или на вертикальный турбо-солярий. Или обтекаемой формы шкаф, в котором можно затаиться в коварном ожидании суеверной девушки. Барокамера содрогнулась и загудела. На потолке приоткрылись заборники, в них с шипением стал втягиваться воздух. Дыхание тотчас приостановилось.

– Дыши, как ни в чем не бывало, – вырвался указ нейрохирурга из настенных динамиков, – если почувствуешь сильный дискомфорт, сразу говори.

– Обязательно скажу, – съязвил я, – особенно, когда здесь будет вакуум, немедленно крикну вам об ощущениях.

– Не будет, – серьезным голосом прошипел динамик, – понизить до тридцати килопаскаль.

Свист засасываемого в заборники воздуха стал чуть глуше. Однако никакого дискомфорта я испытывать пока еще не начинал.

– Сильнее, – прогудел динамик, – двадцать килопаскаль.

Подвигав перед собой растопыренными ладонями, я ощутил, что сопротивление несколько упало, совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы ощутить тревогу существу, чья жизнь вращается вдоль цикла Кребса[28]. Мне показалось, что воздуха в легких стало не хватать.

– Сколько это будет еще длиться? – громко спросил я, попутно удивившись тому, насколько расплывчат был мой голос.

– Мы приближаемся к отметке Эверестского атмосферного давления, – глухо прошепелявил громкоговоритель, – сто пятьдесят миллиметров ртутного столба.

В меня стала закрадываться паника. Заболела голова. По телу растекалось некоторое стеснение кожи, а во рту я даже ощутил жжение. В глазах стало мутнеть, и я что было сил двинул кулаком по панели. Звука от удара как такового не последовало, но тело вдруг со всех сторон обдало живительной прохладой, я снова услышал воздушный свист заборников.

– Молодец. Эксперимент завершен, – четко отрапортовали динамики.

– Вам удалось что-нибудь обнаружить? – тяжело дыша, спросил я.

– Да, – странным голосом произнес нейрохирург.

– И что? – нетерпеливо поторопил я.

– Ты должен сам это увидеть, – ответил он, и свет внутри камеры погас, а внутренняя блокировка люка с характерным звуком отключилась.

* * *

Весь зал охватило нездоровое оцепенение, как если бы только что по всем новостям оповестили о межконтинентальной баллистической ракете, неотвратимо летящей прямо на нас. Обстановку в некоторой мере разряжал какой-то активно жестикулирующий ученый, тараторящий на немецком, то и дело вскрикивая и срываясь на фальцет. Кто-то качал головой, кто-то неотрывно таращился на экраны. Нейрофизиолог, она же мой учитель, морщилась.

– Да прекратите вы уже, наконец, – не выдержала она, выкрикнув немцу, – кто-нибудь, угомоните его, – обратилась она к остальным.

Но вместо этого загомонили все, вспыхнули горячие споры, завязались словесные перепалки.

– Что происходит? – подкравшись, спросил я главу третьего уровня.

– Видишь ли, мой мальчик, то, что нам сейчас довелось увидеть, ставит под сомнение половину всех известных фундаментальных законов, высмеивает не одну сотню образовательных учебников и разносит в прах предметы гордости и достижений в области естественных наук, – он колпачком от ручки вбил команду на клавиатуре одного из компьютеров, – смотри.

Я уставился в экран.

– Обычно этим методом выявляют дефекты отражающих поверхностей. Но здесь нашей целью были перемещения воздушных слоев… Мы жаждали понять, как тебе удается их контролировать, – он повел пальцем над изображением вдоль текстур, что очень сильно напоминали чрезвычайно текучие потеки грязи. Среди них я узнал свою темную и неподвижную фигуру. Вокруг меня же все бурлило, я будто бы стоял в бане посреди густого пара, чьи очертания были остро выражены и четки.

– Наши догадки были весьма абсурдны и нелепы, но никто даже не рискнул предположить, что контроль здесь опосредован… Ничем.

Потеки вокруг меня редели, успокаивались, однако тонкая прослойка, плотно прилегавшая к фигуре, не исчезала. Фигура задвигалась, напомнив о незабываемом ощущении убийственной пустоты, не оказывающей сопротивление ладоням.

– То есть как ничем?

Он молча указал пальцем в углы изображения. Там, на фоне воцарившегося конвекционного спокойствия, мерцали какие-то клубки, в которых активность была прежней. Более того, завитки потоков в этих самых клубках были чрезвычайно сплочены, закручены, что явно было опосредовано неведомым сжатием, которое их смыкало и зацикливало в точку.

– То есть, между вами нет никакого проводника. Ты не просто концентрируешь воздух вокруг себя, ты удерживаешь его в компактных сгустках на расстоянии. На дистанции, которая не заполнена ничем.

Я безмолвно наблюдал за этими клубками, что сгруппировались над моим мутным силуэтом. Внезапно они полностью исчезли, растворились, как тень от спрятавшегося за грозовыми тучами солнца. Спустя мгновение моя фигура отшатнулась и тут же нанесла удар по обшивке камеры. Воспроизведение видео остановилось.

Тем временем мой учитель по нейрофизиологии уже вовсю делилась мыслями с присутствующими.