Субъект власти

«Шлюха», – зло подумал Курылович, входя в туалет и доставая аппарат. Он прошел в кабинку, закрыл дверцу и набрал номер. Дзевоньский ответил сразу.

– Я вас слушаю, – Курылович не мог знать, что это был аппарат Дзевоньского, номер которого знал только он один и который был специально куплен для разговора с единственным собеседником – Ежи Курыловичем.

– Я встретился с нашим знакомым, – сообщил Курылович, – он просит нереальную сумму. Четыреста или пятьсот тысяч. Мне кажется, что нужно найти другого специалиста…

– Соглашайтесь, – сразу велел Дзевоньский, – на пятьсот тысяч.

– Вы меня не поняли, – занервничал Курылович, – речь идет не о рублях, а о долларах.

– Я еще не идиот Курылович, – раздраженно заметил Дзевоньский, – конечно, в долларах. Скажите ему, что мы согласны. Завтра получите деньги наличными. Пусть даст расписку.

– Пятьсот тысяч долларов, – ошеломленно повторил Курылович, – за рекламу какого-то спектакля?

– До свидания, – Дзевоньский отключился.

Курылович вышел из кабинки, подошел к зеркалу и посмотрел на свое отражение. У него был явно растерянный вид. Он умылся, чтобы немного успокоиться. Достав платок, вытер лицо и вышел из туалета. Нины нигде не было. Она уже получила свои пятьсот долларов и вполне резонно решила, что проведенные три часа в обществе Курыловича вполне окупили эти деньги. В эти три часа вошли совместный обед и поездка в джаз-клуб. Она даже немного «переработала», дожидаясь клиента еще полчаса за столиком. А теперь уехала с другим. Курылович подошел к Холмскому.

– Кажется, ваша дама вас не дождалась, – меланхолично заметил тот.

– Возможно, – согласился Курылович. – Мы согласны.

– Я позвоню вам и сообщу имя журналиста, кому вы сможете заплатить десять тысяч, – сказал Холмский, собираясь подняться.

– Нет, – остановил его Курылович. – Вы не поняли. Мы согласны вам заплатить. Четыреста пятьдесят тысяч долларов, – он решил, что десятипроцентная скидка ему просто положена. И эту разницу можно будет положить в карман.

Холмский изумленно посмотрел на своего собеседника. Привыкший к любым цифрам, он впервые в жизни столкнулся с человеком, готовым заплатить невероятные деньги за скрытую рекламу спектакля. За такие деньги в городе можно было поставить два или даже три спектакля. Но этот непонятный поляк, кажется, не шутил.

– Четыреста пятьдесят тысяч, – деловито повторил Холмский, – хорошо. Будем считать, что мы договорились. Завтра подпишем соглашение, и вы переведете деньги. Стопроцентная оплата, никаких авансов.

– Договорились.

– Какой спектакль? Это «Кошки» или «Чикаго»?

– Нет. «Чайка» Андрона Сончаловского в Московском Художественном театре.

– Это шутка? – спросил изменившимся голосом Холмский. – Зачем это вам нужно?

– Вы согласны или нет?

– Вас прислал его брат Никита? Хотите меня скомпрометировать? Или искусственно поднять ажиотаж вокруг спектакля? Я ведь понимаю, что вы никогда не заплатите таких денег.

– Завтра получите всю сумму, – решительно заявил Курылович, – целиком.

– Не нужно меня дурачить. Такие деньги в Москве еще никто не платил.

– Завтра я привезу вам деньги, – упрямо повторил Курылович.

– Вы или провокатор, или сумасшедший, – решил Холмский. – Хорошо, встретимся завтра у меня в офисе. Хотя завтра воскресенье, но ради вас я приеду на работу. Если вы заплатите такие деньги сразу, я возьму мои слова обратно и признаюсь, что сам сумасшедший. До свидания. Что-то мне подсказывает, что завтра в два я вас не увижу в моем офисе.

– Дайте ваш адрес, – потребовал Курылович.

Холмский протянул ему карточку и быстро вышел из зала. За ним потянулись двое молодых людей, очевидно его телохранители.

Курылович посмотрел на визитную карточку и улыбнулся.

РОССИЯ. МОСКВА. 19 ДЕКАБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ

По выходным дням в городе было гораздо меньше машин. Гейтлер вызвал Салькова и поехал с ним к Центральному универмагу, словно для того, чтобы сделать покупки. На Неглинной он остановил машину и вошел в здание универмага, чтобы выйти с другой стороны, сесть в машину и назвать другой адрес. По дороге он еще раз поменял автомобиль и вышел за квартал до встречи. Риту он узнал издали. Она шла к нему легкой, стремительной походкой.

– Как дела? – спросил он. В Москве они говорили только по-русски.

– Прекрасно, – радостно ответила Рита. – Я уже сняла квартиру и заплатила на полгода вперед.

Он увидел, что она опять изменилась – разгладились черты ее лица, исчезло задумчиво-тоскливое выражение глаз. Ему было приятно сознавать, что он причастен к этим хорошим переменам. Они вошли в небольшое кафе, уселись за столик.

– Ты мог бы подняться ко мне, – предложила Рита, – я живу совсем недалеко отсюда.

– Я помню, – улыбнулся Гейтлер. – Сколько ты заплатила за полгода вперед?

– Шесть тысяч долларов, – озабоченно призналась она. – Ты не поверишь, но здесь цены выше, чем в центре Берлина.

– Я знаю, – ответил Гейтлер. – Вот тебе еще двадцать пять тысяч евро, – он протянул ей конверт, – плати в евро. Старайся не менять крупные суммы. Это привлекает внимание.

– Ты их печатаешь? – улыбнулась Рита.