Субъективный словарь фантастики

Фабула рассказа «Улики» еще более любопытна. Кандидат на пост мэра Стивен Байерли заподозрен в том, что он не человек, а робот, – слишком честен, благороден и выступает за отмену смертной казни. И ему приходится солгать и ударить – чтобы доказать публике свою «человеческую» природу, заслужить право баллотироваться в мэры и победить. Правда, акт мордобития – лишь инсценировка, и робот Байерли отправляет в нокаут просто другого робота. Так что же выходит? Существо имеет право называться человеком, только если способно дать в зубы ближнему своему? Печально. Впрочем, Азимов не идеализировал искусственных друзей человека: даже законы роботехники не могли помешать роботу стать религиозным фанатиком («Логика»), лжесвидетельствовать («Раб корректуры») или просто оказаться усердным дебилом («Робот ЭЛ-76 попадает не туда»). Писатель не собирался выводить расу сверхлюдей, он лишь намекал, что и люди могли бы быть чуть лучше…

При жизни Азимова Голливуд проявлял равнодушие к его фантастике, но после смерти писателя вышли две экранизации – обе на тему роботов. Картину Криса Коламбуса «Двухсотлетний человек» (The Bicentennial Man, 1999) я уже упоминал в главе о Пиноккио (см.). Вторым фильмом стал «Я, робот» (I, Robot, 2004) Алекса Пройаса. Несмотря на сходство названий фильма и азимовского сборника, сценарий был написан лишь по мотивам азимовской «роботианы»: авторы взяли Три закона, взяли кое-какие имена, позаимствовали отдельные кучки фабул (что-то из рассказа «Как потерялся робот», что-то из «Логики», чисто детективная интрига была навеяна повестью «Стальные пещеры» и т. п.). Общую же канву сценаристы Акива Голдсман и Джеф Винтар выстроили вполне самостоятельно.

Итак, 2035 год. Расследование самоубийства основателя Ю. С. Роботекс Альфреда Лэннинга (Джеймс Кромвелл) ведет давний ненавистник роботов детектив Дэл Спунер (Уилл Смит). Герой подозревает, что это было не самоубийство, а убийство, – тем более что робот Санни пытается скрыться, а преемник Лэннинга Лоуренс Робертсон (Брюс Гринвуд) ведет себя подозрительно. С помощью робопсихолога Сьюзен Кэлвин (Бриджит Мойнахэн) и подсказок, оставленных Лэннингом, герой пытается разобраться в происходящем, периодически отбивая нападения роботов. В финале герои понимают, кто управляет взбунтовавшимся железом…

Надо признать, что стильный режиссер Пройас, постановщик изысканно-депрессивного «Темного города» (см.), и прыгучий Уилл Смит идеально сработались: режиссер превратил высокоэтажный современный Ванкувер в совсем уж фантастический Чикаго будущего, насытил кадр безупречными спецэффектами, а на долю Смита остались погони и перестрелки – почти с таким же драйвом, что и в «Людях в черном». Ну а чтобы придать всему этому коктейлю остроты, создатели картины сильно поэкспериментировали с содержанием Трех законов. В фильме выясняется, что Первую заповедь роботов можно обойти. Надо только поставить интересы Человечества над интересами человека, и тогда слезинкой отдельно взятого ребенка вроде бы можно пренебречь… Как же хорошо, что роботы не смотрят кино!

Самиздат фантастический

Особая форма бытования литературных текстов, имеющих отношение к фантастическим жанрам, была специфична прежде всего для СССР, где в условиях политической несвободы и книжного дефицита 60–80-х годов ХХ века возник реальный зазор между потребностями любителей фантастики и тем, что могли предложить им государственные издательства.

Сам термин «самиздат» охватывает все, что неофициальным образом тиражировалось в СССР, на бумаге или на магнитных лентах. Фантастика занимала тут важный сегмент, пересекаясь с самиздатом «общегуманитарным»: романы «Мы» Евгения Замятина и «1984» Джорджа Оруэлла, «Собачье сердце» Михаила Булгакова (см. Шариков) и «Остров Крым» Василия Аксенова, «Говорит Москва» Юлия Даниэля и «Маскировка» Юза Алешковского… Техника тиражирования была проста: чаще всего произведение перепечатывалось – с машинописи или зарубежного издания – на пишущей машинке либо наговаривалось на магнитофон и распечатывалось, либо каждую страницу фотографировали и потом делали фотооттиски. Иногда у самиздатчиков был выход на казенные аппараты «ЭРА» или «РЭМ» (советские варианты ксерокса), а в начале 80-х появились книги, отпечатанные на матричных принтерах.