Субъективный взгляд. Немецкая тетрадь. Испанская тетрадь. Английская тетрадь

С тех пор прошло больше сорока лет. Я так и не узнал, как именно был получен этот донос. Вернее, я прекрасно понимаю как, но я не знаю, кто его автор. Но не сомневаюсь, что им являлся один из этих советников. И каждый раз, когда я смотрю на фотографию фон Штудница, я вспоминаю этот эпизод, который оказался важным в моей жизни: я разом повзрослел, поняв со стыдом роль собственного тщеславия.

Когда я встретил фон Штудница, чтобы взять у него интервью для нашего фильма, то спросил его, помнит ли он наш ужин сорокалетней давности.

– Какой ужин? – с удивлением спросил меня бывший советник и бывший посол, глядя на меня прозрачными голубыми глазами.

Роланд Ян

Среди типичных черт немцев есть одна, которой не решаюсь дать оценку «хорошо» или «плохо». Я имею в виду совершенно жесткую, ничего не признающую прямоту. Теоретически это может выглядеть так…

Женщина спрашивает: – Правда, я выгляжу моложе своих лет?

Ответ: – Нет, мне не кажется.

В любой знакомой мне стране ответили бы комплиментарно. В любой, кроме Германии. Это хорошо? Это плохо?

Из области теории перейдем в область практики.

Господин Роланд Ян возглавляет BStU – службу, занимающуюся архивами Staatssicherheitsdienst, сокращенно SSD, в просторечии Stasi, по-русски – Министерство государственной безопасности ГДР.

Когда стало понятно, что скоро наступит конец существованию Германской Демократической Республики, среди первых и наиболее срочных стояла задача уничтожения множества документов, в том числе относящихся к деятельности Stasi. Технически это делалось с помощью шредера – аппарата, специально созданного для резки бумаги на тоненькие полоски и крошечные кусочки. Это и есть то, что досталось работникам службы – тысячи мешков измельченной бумаги. Что с этим делать? Казалось бы, сжечь, уничтожить. Но нет, была поставлена совершенно другая задача: восстановить столько документов, сколько физически возможно.

Вы, конечно, знаете, что такое пазл? Когда из нескольких десятков, иногда сот, редко тысяч кусочков надо воссоздать единую картину. Это довольно трудно, но, учитывая, что картина прилагается, можно подбирать тот или иной кусочек по цвету, по рисунку и таким образом воссоздать целое.

Но тут пазл совершенно другого рода. Здесь миллионы кусочков бумаги при полном отсутствии какого-либо рисунка. Это работа невероятной сложности. Цель же одна: восстановить письма, доносы, рапорты, которые позволят выяснить личности тех, кто либо служил в Stasi, либо работал на них, проще говоря – «стучал».

Дело хорошее? Не спешите с ответом.

Конечно, выявить бывших членов тайной полиции и тех, кто им прислуживал, дело благородное, но… Представьте себе такую историю: во времена ГДР некая фрау Шмидт официально работала незаметной служащей в Министерстве торговли, а на самом деле работала в Stasi. Об этом не знали ни ее муж Дитер Шмидт, сотрудник банка, ни ее дети Мария и Ханс, которым в том время было соответственно 10 и 12 лет. Прошло десять лет. ГДР более не существует. Господин Шмидт ныне служит директором сберкассы, дети учатся – Мария в художественной школе, Ханс в Гейдельбергском университете. А фрау Шмидт переквалифицировалась, открыла собственный магазин, в котором торгуют предметами искусства из Юго-Восточной Азии, используя прежние связи. Все хорошо. Но вот господину Яну сотоварищи удается «склеить» несколько бумажек, из которых становится понятным, что фрау Шмидт не только работала в Stasi, но писала доносы на собственного мужа. Нет, ничего плохого она не писала, просто выполняла приказ: писала правду. Мужу это, к счастью, не навредило, но все же… И вот в один прекрасный день Дитер Шмидт, его дети Мария и Ханс узнают, что их милая жена/мама работала вовсе не в Министерстве торговли ГДР, а в Stasi, да не просто работала, а еще и стучала на них.

Последствия такого сюрприза предсказать сложно, но в том, что последствия будут, к тому же малоприятные, можно не сомневаться. Вполне допустимо, что семья развалится. А ведь несчастная госпожа Шмидт выполняла приказ, ослушаться не могла – вернее, могла, но боялась последствий. Так может быть, не надо предавать гласности такие вещи?

Роланд Ян абсолютно убежден, что надо. Необходимо. Правда требует того. Правда, считает Ян, это абсолют. Она всегда лучше неправды, всегда лучше неизвестности. И мы, говорит он, будем разбирать эти мешки (их, кажется, порядка 30 тысяч) до самого последнего клочка бумаги. В поисках правды.