Субъектность литературно-художественной деятельности

Процесс сих мутаций наглядней в кино. Критикам-традиционалистам фильмы новой волны кажутся невнятными, нелогичными, рыхлыми – случайными по монтажу. Но, может быть, они, говоря новым языком, несут некое важное послание человечеству, выполняют, по Рильке, поручение?

Какое же? Показать человека по-иному. Может, даже начать историю человека и человечества заново.

Он, увы, не Homo sapiens: примитивен и невежественен, не умеет предвидеть последствия своих импульсивных, непроизвольных реакций. Дикарь? Младенец? Амеба? Биологическое существо, безошибочно оценивающее (не хуже инфузории-туфельки) тепло и свет, холод и тьму – и только. И первородный грех не давит на него. Природа такого существа не отягощена Злом. Хорошо это или плохо?

Может быть, он лучше понимает Добро? И, значит, религиозная концепция сменяется педагогической? (Но не традиционной авторитарной, а иной, центрированной на ребенке – не объекте, но субъекте воспитания.)

Яйцеголовым критикам, привычно требующим причинно-следственных связей скорее формально-логического, объективистского толка, нежели субъективистского – ассоциативно-эмоционального или архетипичного – мифологически-метафорического, нынешние арт-хаусные фильмы не всегда понятны, но, поразительное дело, они бывают доступны многажды руганным юным представителям «клиповой культуры» (и тем творцам, коим близки поиски нового языка искусства). Человечеству дан шанс выстроить себя заново?

Так нужны ли нам библиотеки?

Не так надо спрашивать. А вот как: какие библиотеки нам нужны?

Начнем опять с детей. Какие детские библиотеки нужны сейчас? С навороченными компьютерами и интерактивными программами? Компьютеры есть и дома.

С фондом редкой литературы, старинными изданиями, которые можно потрогать? (Или трогать их как раз не следует, а лучше посмотреть их отсканированными в электронной книге?)

Может быть, не техника и даже не уникальный фонд (книги, журналы, мультимедийность всякая) главное. А что? Или кто?

Да, оживляют все эти раритеты люди. Скромные библиотекари. К их услугам – новейшие психолого-педагогические технологии.

Грамотно построенный диалог – сотворчество ребенка и взрослого (а позже пары детей) в процессе сочинения волшебной сказки (с опорой на специальные картинки и фигурки с Добрым и Злым волшебником) позволяет достичь весьма серьезных педагогических результатов – психического развития дошкольников-пятилеток по 17 (семнадцати) линиям. Экспериментально доказано: развиваются речь и мышление, обогащаются эмоции и высшие чувства, совершенствуется ориентировка в нравственных ценностях, возникают разные виды рефлексии, независимость и самостоятельность, умение отстаивать свое мнение и, в то же время, способность сотрудничать и слышать другого, развивается художественное воображение, произвольность, опосредствованность и креативность. Не говоря о массе лишь на первый взгляд чисто литературных приобретений, например, открытия способов трансформации элементов сюжета и обратимости этой трансформации, умений оперировать двумя-тремя реальностями (хронотопами) в одном тексте, выстраивать причинно-следственные связи: «обстоятельства – мотивы поступка (нравственный выбор) – последствия поступка героя», наконец, редактирования текст другого (запрашивать у партнера недостающую информацию, выдвигать и уточнять гипотезы, сравнивать возникающие версии сказки, соединять их, при необходимости, в единый вариант и пр., что относится не только в коммуникативным навыкам, но и к развитию собственно мышления).

Иными словами, развивающий потенциал таких занятий не ниже, чем у забытой ныне сюжетно-ролевой игры, «ведущей деятельности» дошкольного возраста.

(А ведь злого волшебника, вспоминаю вдруг я, предложили мне ввести в эксперимент сами пятилетки! Они соавторы.) Но рано радоваться: дошкольники последнего десятилетия в силу многих причин менее, чем предыдущие поколения, приобщены к народной волшебной сказке – базисному жанру для литературного развития. И посему хуже ориентируются в структуре и содержании не только сказки, но и более сложных жанров.

И посему отпадают от традиционной культуры – как фольклорной, так и книжной.

Научить творчеству, игре с сюжетом, словом может только талантливый педагог и творец. И в хорошей детской библиотеке ему пока живется лучше, свободнее, чем в школе: при умном, опытном директоре это позволяет создать цветник, оазис, идеальную экспериментальную площадку для детского развития. То есть привлечь лучших специалистов – не зарплатами, а гарантиями свободы творчества. При не очень дальновидном директоре самородки и таланты от педагогики незаметно вытесняются послушным «офисным планктоном». Ибо вспоминается вдруг, что на обслуживание читателя библиотекарю отведено по нормативам три минуты.

Получается замкнутый круг: библиотека может привлечь избалованного Интернетом читателя уникальной педагогикой «с человеческим лицом», а педагогов-творцов технократы наверху медленно, но верно выживают.