Субмарина

У меня осталось всего полторы минуты. Согласно моему личному рекорду, установленному в день спорта в прошлом году, мне понадобится примерно тринадцать с половиной секунд, чтобы пробежать сто метров до шлагбаума. Пропади все пропадом.

— Можешь забрать ее себе! — кричу я Льюису.

Он смеется. И прикладывает ладонь к уху, делая вид, что не слышит меня из-за шума.

— Она твоя! Ты выиграл! — говорю я.

Он по-прежнему улыбается. Соскользнув с сиденья, открываю дверь и выхожу из машины. Дверь захлопывается с треском — нечаянно, — и я начинаю бежать. Ноги как резиновые. Голова пылает. Надеюсь, я бегу в верном направлении — к шлагбауму, знак которого еле виден в темноте. Ловко преодолеваю шлагбаум.

У почти потухшего костра останавливаюсь, чтобы отдышаться. Среди пепла тлеет бревно. Пустые бутылки из-под пива аккуратно расставлены в картонных коробках. Животных звуков внебрачного секса не слышно, но меня это и не удивляет. Тем, кто достиг такого Уровня тантрического мастерства, уже не нужны внешние проявления страсти — стоны, крики. Они делают это молча и совершенно спокойно — единый объект света и концентрации, медленно нарастающая волна.

Смотрю на часы и жду, когда минутная стрелка подпишет бракоразводное соглашение.

Двадцать девять минут второго. Нашей семьи больше нет.

Я стою среди пепла догоревшего костра. Закрываю глаза и концентрируюсь на дыхании. Подстраиваю вдохи под далекие звуки прилива.

Постепенно я начинаю понимать вещи в перспективе…

* * *

Зря я думал, будто мама не понимает, что делает. Если бы я обращал меньше внимания на детали, то мог бы увидеть — в этот самый момент — редчайшее явление, красоту двух существ, слившихся в безупречном единстве, солнечное затмение в свете фонаря. Не так сложно представить, как Грэм и Джилл будут вести кочевую жизнь, следуя за волной в гармонии с циклами жизни и смерти, сознания и тела, луны и приливов.

Может, именно такая встряска нужна и папе? Его необходимо столкнуть с привычной дорожки, заставить начать новую жизнь. Например, он мог бы работать с деревом. У него лицо плотника. Пусть он будет одинок, но счастлив, обосновавшись в Брекон-Биконс в окружении своих деревянных скульптур. Его работа будет посвящена темам перерождения, истории и человеческого тела. А когда я вырасту, мы будем говорить о дереве, мясе и валлийском регрессе. Я умею приспосабливаться.

Медленно подхожу ближе к их палатке. Оттуда все еще раздаются звуки:

— Ааа, — постанывает моя мать.

Трава мокрая. Поскольку мне кажется, что придется задержаться здесь на некоторое время, я ложусь на землю и заползаю под «вольво» Грэма — там сухо. Пахнет маслом и бензином. Прямо у меня перед глазами какие-то трубки. Из палатки доносится шуршание.

— Спасибо, — благодарит мама, — как будто десять килограммов сбросила.

Секс — отличный вид физической нагрузки. Они снова шуршат.

— Мне нужно тренироваться. Хочу еще поучиться рефлексологии.

— Здорово.

— Это очень точная наука — изучение различных точек. Там есть еще курс про масла и ароматерапию, но тот, который я собираюсь пройти, более практический.

Не подмешали ли в ту сигарету с марихуаной формальдегида? Мое осознание вещей в перспективе оказалось простой игрой света.

Чипс изучал техники соблазнения. Массаж и прочие виды физического контакта приводят женщину в состояние «боевой готовности». Это означает, что она достаточно возбуждена физически и эмоционально и можно перейти к делу.

— Со мной учатся такие интересные люди. Есть одна парочка старых геев, которые… — Его что-то отвлекает. Джилл? Господи, что ты дела… — Он опять замолкает. — Джилл, это плохая идея. — Грэм как будто читает заранее заготовленный текст.

Мама вздыхает, точно объяснения — ее тяжела работа, и отвечает:

— Да ладно тебе, Грэм, с самого начала все к этому шло. — Она говорит слишком быстро. — Мы оба знали, что это произойдет.

— Да, ты права, — соглашается он. Грэм очень доверчив.

Раздается звук расстегиваемой ширинки.

— О боже, — произносит он слегка напуганно, — нам надо поговорить.

Тот, кто писал ему реплики, явно халтурил.

— Шшш. — Ее голос как шелест волн.

Он резко вдыхает.

— О черт, Джилл. Я… нет… это… буду. — Он забыл нормальную речь. Шуршание спального мешка. — О, — постанывает он.

У меня снова возникает это чувство. Точно внутри меня полно той пены, которую выливают в стоки.

— Черт, Джилл… — Он все время повторяет ее имя.

В тусклом свете вижу, как натянулась ткань палатки вокруг колышков. Колышки похожи на кости на рентгеновском снимке.

— Ты хочешь меня, ты меня хочешь, — шепчет он, повторяясь. Папа никогда бы не вел себя так самонадеянно.

Она молчит — концентрируется.

— О-о, — стонет он.

Слышу тихий, но не прерывающийся звук — будто кто-то надувает матрас. Звук длится некоторой время.

— Ух Ух. Ммм, — вырывается у него. Он говорит «ммм», а не «мам».

Она не отвечает.

— Ты хочешь меня, ты хочешь меня… уух, — снова слышатся его слова. И опять: — Ууунх.

— Ну вот, — произносит она.

Он дышит как человек, у которого шок.

— Все.

Звук застегиваемой молнии. Мое дыхание остается спокойным.