Внимание Ивана снова рассеивается. Если посмотреть в окно, наверняка увидишь там девушку. Мы приехали.
Многое изменилось с тех пор, как я был здесь с Кемалем, он как раз машину купил. Мы катались, слушая урчанье мотора. Здесь была форменная помойка вкупе с предприятиями тяжелой индустрии. Снимаем ботинки, идем по песку. Люди сидят семьями. Много молодежи.
Садимся, кругом народ. Отсюда видно Швецию. Мост до Швеции. Двадцать ветряных мельниц в воде. Считаю эти мельницы, чтобы убить время.
— Мы ненадолго, Иван.
Я здесь только потому, что мне до сих пор не по себе от этого нашего похода по шлюхам.
Он снял футболку. Кожа на теле белая, по контрасту с руками. На груди, плечах, под мышками — черные волосы. Не то чтобы много, но хватает, чтобы подчеркнуть, какой он бледный. Почти серый.
Рыжеволосая дистрофичка отпускает двух белых борцовых собак поиграть на берегу. Это же Амагер. Она кричит: Самсон, прекрати, Самсон. Он заинтересованно обнюхивает маленькую девочку. И бежит дальше, описывая большой круг. Самсон, кричит она.
На солнышке от моей повязки начинает попахивать тухлятиной.
Иван чешет руку:
— А правда, что девушкам нравится, когда это происходит по-настоящему, так…
— Как?
— Жестко… Так, что даже больно, и они кричат и все такое.
— Почему ты меня об этом спрашиваешь, Иван?
— Я просто подумал, что в тех журналах так…
— Да, да, но это журналы, Иван. В журналах девушки любят, когда им между ног суют овощи. Говно в рот. Это журналы, Иван. В журналах девушки любят всё.
Он кивает, смотрит вниз, на песок, загребает горсть и просеивает между пальцами.
— Я тебе сейчас денег дам, купишь мне пива? А себе газировки. Или тебя переклинит и ты сбежишь с деньгами?
Он смотрит на меня:
— Конечно я вернусь, ну конечно… Какое ты хочешь пиво?..
Протягиваю ему купюру. Говорю, что, если он вернется с легким, я его утоплю.
— Правда утоплю, Иван, буду держать твою голову под водой, пока ты не умрешь.
Он идет по песку. Против солнца он похож на одну из тех тонких металлических фигур, которые мы видели в Глиптотеке. Я откидываюсь на спину, сложив руки под головой. Закрываю глаза. Солнце греет. Даже в очках и с закрытыми глазами я его вижу. Скоро я исчезну с пляжа. Окажусь в другом месте. Поздним вечером у Аны, в ее маленькой комнате с наклонными стенами. Не важно, сказала она Посмотри на меня. Сейчас. Мы здесь и сейчас. Не думай ни о чем, не думай о том, что было. Мы здесь. Сейчас. В тот день мы навещали могилу моего младшего брата. Едва заметная безымянная полоска зеленой травы. Она спросила: что с ним случилось? Он умер, ответил я. Она больше не спрашивала Я пытался вспомнить, что она сказала, сидя в изоляторе, в тюрьме. Не думать о ней. Я был здесь. Железная кровать с тонким полосатым матрасом. Маленький телевизор, показывавший два канала, вышел из строя на четвертый день. В изоляторе образы младшего брата стали отчетливее. Они вернулись, еще ярче.
И тут становится темно. Я вижу Ивана, загораживающего солнце. В руке серый пакет. Он садится. Прикладывается к своему какао только после того, как я открываю крепкое.
— Ты не представляешь, какая была очередь. Всем вдруг захотелось…
И тут он замечает блондинку, севшую неподалеку от нас. Ей за двадцать, светло-коричневое бикини, кольцо на мизинце ноги. На бедре — татуировка бабочки. Она мажется кремом от загара. У Ивана отвисла нижняя челюсть. Девушка сняла лифчик и легла на живот.
Иван пялится, а я пью пиво.
Иван пялится, а я курю.
Иван пялится, а я открываю еще одно.
Девушка села, заметила его взгляд. Поправила темные очки, посмотрела на нас, едва заметно покачала головой и легла обратно. Упрямая. Через какое-то время она перевернулась на бок и принялась за женский журнал. Иван пялится, теперь ему видна задница.
Я практически допил последнюю бутылку, когда пришел ее парень. Здоровенный парень со здоровенными татуировками. Бритоголовый работяга. На указательном пальце — ключи от машины, мобильник торчит из-под резинки плавок, сами плавки спущены так низко, что видны лобковые волосы. Он садится рядом с ней на корточки, целует в губы. Они перебрасываются парой слов, он смотрит на нас. Выжимаю последние капли. Они еще переговариваются, затем он встает и медленно идет к нам. Встает спиной к солнцу, руки в боки.
— В чем дело? Моя девушка жалуется.
Иван выпрямляется, нервно оглядывается.
— Вы что, пялились на мою девушку?
— Нет. Нет, мы нет… я нет.
Когда Иван нервничает, акцент усиливается.
— Она говорит, вы на нее пялились.
Убираю бутылку в пакет. Встаю. Иван встает следом.
— Я не… Это солнце, из-за солнца…
— Она не врет, вы пялились на нее… Сидели тут и пялились на ее задницу.
— Я не…
— Кончай врать.
— Я не… Но если она не хочет, чтобы на ее задницу смотрели…
— Ты еще смеешь что-то говорить о заднице моей девушки, а?
— Нет, я сказал…
Он делает шаг вперед:
— Ты смеешь тут говорить о…