К такому выводу пришел капитан Сугамаса. Если он был правильным, то мы попали в переделку еще более опасную, чем ранее. Остановить течь своими силами, изнутри лодки, мы не могли. Через пробоину топливо будет выходить до тех пор, пока в цистерне не останется горючего либо пока нас не найдут враги. Весь экипаж занял свои места, подводники изготовились к новой бомбардировке. Мы ждали ее со страхом, поскольку не представляли, сколько еще может выдержать наш и так уже потрепанный корабль. Наверняка мы не сможем погрузиться очень глубоко, к тому же у нас на палубе по-прежнему оставалось 9000 фунтов сильной взрывчатки. Близкий взрыв глубинной бомбы мог означать наш конец.
Некоторое время мы ждали, но никакой атаки не последовало. Это убедило капитана Сугамасу в том, что самолет лишь приблизительно обозначил место для кораблей. Если бы пилот самолета был уверен в точке нашего пребывания, то он продолжил бы бомбардировку. Наша лодка продолжила свой тернистый путь на север. Возможно, к тому времени, когда надводные корабли противника прибыли к обозначенной самолетом точке океана, мы находились уже достаточно далеко от нее.
Примерно тридцать минут спустя акустик доложил в центральный пост:
– Слышу шум винтов! Пеленг левый девяносто! Интенсивность – два!
Враг приближается! Самолет все-таки вызвал его! Он обнаружит нас без особого труда по тянущемуся за нами следу вытекающего топлива.
От этих мыслей нам стало нехорошо. Защищаться нам было совершенно нечем. На палубе стояли три бесполезных «кайтэна», а все усилия команды уходили только на то, чтобы держать субмарину на ровном киле. Мы не могли всплыть и принять бой. У нас имелось только два ручных пулемета, да и те вполне могли отказать после того, что пришлось испытать кораблю. Но даже если они и будут работать, то что они могут сделать против пятидюймовых орудий? Нас разорвут снарядами на части, едва мы покажемся на поверхности воды. Нам оставалось только одно: потихоньку ускользнуть и надеяться на то, что враг не сможет обнаружить нас. Если он нас все-таки обнаружит, то нам конец.
В следующий момент мы все услышали разрывы глубинных бомб. Но они звучали довольно далеко от нас. Что же делает враг?
– Интенсивность звука винтов – три! – прозвучал доклад акустика.
Враг приближался. Он был теперь ближе к нам, чем в момент первого доклада.
Несколько минут спустя последовал новый доклад:
– Интенсивность звука по-прежнему три!
Это было абсолютно непонятно. Почему он не подойдет ближе? Неужели он хочет вынудить нас увеличить скорость, чтобы точнее засечь наше место по более сильному звуку работающих винтов? Мы снова услышали разрывы второй серии глубинных бомб. Они прозвучали еще дальше, чем первая серия. Это удивило нас, но мы продолжали держать курс на север, стараясь ускользнуть на скорости около 4 узлов. При такой скорости хода заряда наших аккумуляторных батарей должно было хватить на больший срок. Кроме того, на такой скорости врагу было гораздо труднее запеленговать нас по звуку работающих винтов.
Разорвалась новая серия глубинных бомб, еще дальше, чем две первые. Затем последовали еще две серии, но они были сброшены так далеко, что наш акустик даже не слышал больше шума винтов наверху.
– Нам повезло, – сказал по корабельной трансляции Сугамаса. – На море сильное волнение. Оно нам помогло. Я уверен, у нас утечка горючего, и вражеские самолеты заметили наш след. Но волнение размыло этот след, и поэтому вражеский эсминец не знает точно, где мы находимся. Я намерен следовать своим курсом и надеюсь, что противник будет продолжать делать то, что он делает сейчас, – бросать глубинные бомбы туда, где нас нет.
Температура в лодке продолжала подниматься, а содержание кислорода в воздухе снижалось. К вечеру мы уже хватали воздух ртом подобно рыбам, выброшенным на берег большой волной. В 18.30 капитан Сугамаса решил, что мы можем рискнуть. Нам было необходимо проветрить лодку и зарядить аккумуляторные батареи. Мы не могли больше оставаться под водой. Люди слабели и уже не могли управлять субмариной.
– Стоять к всплытию! – раздалась команда, и все стали радостно переглядываться.
После этой команды, всплыв, мы сможем вдохнуть свежего воздуха. Мы ждали веселящего душу звука воздуха высокого давления, вытесняющего воду из балластных цистерн. Но вместо этого звука мы вдруг почувствовали, что лодка начинает погружаться кормой вперед!
– До симасьта ка? – донесся до нас из центрального поста чей-то возглас. – Что происходит?
Один из вахтенных стал вслух отсчитывать показания глубиномера.
– Сто пятьдесят футов! – услышали мы, стараясь восстановить равновесие лодки. – Сто восемьдесят футов! Двести десять футов!
Лодка была рассчитана на погружение до глубины 315 футов. На большей глубине давление воды могло разрушить ее корпус.
– Двести сорок футов! – продолжал отсчитывать вахтенный. – Двести семьдесят футов! Триста футов! Триста тридцать футов!
Мне показалось в этот момент, что море сжимает меня, как оно сжимало сейчас корпус лодки.