Субмарины уходят в вечность

– Это, – не позволил сбить себя с толку штандартенфюрер СС Зиверс, – прежде всего, оберштурмфюрер доктор Августин, оберфюрер доктор Вуст, профессор доктор Брандт, назначенный вашим, господин рейхсфюрер СС, личным референтом, – при этих словах руководитель «Аненэрбе» мстительно взглянул на Деница, – и несколько других лиц, чьи труды уже являются достижением нашей науки.

– Об эвакуации «Аненэрбе» мы поговорим чуть позже, значительно позже, – болезненно поморщился Гиммлер. – А вы, Кальтенбруннер и Скорцени, отработайте маршруты отхода из окруженного Берлина высших чинов СС, СД и гестапо. За вами – все: пограничные коридоры, проверенные люди, надежные явки, засекреченные банковские счета и запасы драгоценностей, благодаря которым данные лица смогли бы какое-то время продержаться в нелегальном положении…

– Очевидно, речь должна идти о создании нескольких поселений в районе нашей базы «Латинос» в Аргентине и трех баз в Юго-Западной Африке, – сказал начальник РСХА.

– Это правильно. Хотя… концентрировать поселки на одной территории тоже крайне опасно, – заметил Скорцени, – это может спровоцировать американцев или англичан на карательный рейд. Базы должны быть усилены, но в основном военизированными поселениями. Все остальные должны маскироваться под чужими именами и фальшивыми документами в определенных населенных пунктах данных стран.

– Я проведу совещание офицеров, которые войдут в состав ядра спасательной бригады, – заверил Гиммлера обергруппенфюрер Кальтенбруннер.

– Вы очень точно определили, обергруппенфюрер, – заметил рейхсфюрер, – именно так: спасательная бригада. Мы давно должны были подумать о ее создании.

– Если бы не опасались обвинения в пораженческих настроениях.

– Не забудьте и обо мне, – вполголоса напомнил о себе штандартенфюрер Зиверс, явно обиженный тем, как неуважительно отнеслось столь высокое собрание к его просьбе и предложению.

– Вы невнимательны, Зиверс, я ведь сказал, что речь идет о спецбригаде спасателей, а не белохалатниках из «Аненэрбе», – не собирался щадить его Кальтенбруннер.

39

Апрель 1945 года. Германия. Берлин. Рейхсканцелярия. Бункер фюрера.

…И вновь Борман ворвался в кабинет фюрера без доклада дежурного адъютанта, не испросив разрешения и не извиняясь за вторжение. Гитлер еще несколько дней назад обратил внимание на эту странность поведения своего личного секретаря и заместителя по партии, но и на сей раз стоически промолчал.

– Мой фюрер, я возмущен до глубины души!

– Вы почему-то постоянно возмущены, – мстительно заметил фюрер. – И всякий раз – до глубины своей души.

– Простите, мой фюрер, если что не так, но… Согласитесь: то, что еще вчера Геринг пытался скрывать, теперь стало явным!

– Это вы о Геринге? – меланхолично проговорил фюрер, не поднимая головы и не отрывая взгляда от какой-то точки на фронтовой карте. Он теперь часами мог просиживать вот так – ссутулившись, буквально съежившись в своем глубоком кожаном кресле, зажав дрожащие руки между конвульсивно вздрагивающими коленями.

– Конечно, о нем!

– Значит, опять о нашем бедном Геринге, – притворно вздохнул фюрер. – Что он натворил на сей раз?

– Предал.

– Опять предал?! Лично вас, Борман?

– Всех нас, мой фюрер! И мне сейчас не до иронии.

– Мне, как видите, тоже, – постучал Гитлер указательным пальцем по карте. – И у меня складывается впечатление, что предал не только Геринг, предали многие другие.

– Вполне допускаю, – обескураженно согласился заместитель фюрера по делам партии. Он не ожидал такой реакции Гитлера. Слишком уж неосторожно фюрер сбил тот накал страсти, с которым он ворвался в кабинет.

– Очень многие предали меня, мой непредаваемый рейхслейтер Борман, – окончательно перехватил инициативу Гитлер. – Иначе моя штабная карта не выглядела бы сейчас убийственно трагической. Кстати, где он, наш рейхсмаршал Геринг, находится сейчас?

– В Берхтесгадене. У себя на вилле. Хотя и попытался, для видимости, создать в этом городке некое подобие штаба люфтваффе.

– В Берхтесгадене… – мечтательно произнес Гитлер название городка, который теперь казался ему оазисом мира и спокойствия, вот только находился где-то за пределами того реального мира, в котором пребывал сейчас он сам. – Весна. Альпы, с зелеными склонами и заснеженными вершинами… Хорошо там сейчас, – и, выдержав паузу, сухо напомнил Борману: – Герман эвакуировался туда вместе со штабом военно-воздушных сил только после того, как получил мое личное разрешение. – И вновь развернулся лицом к своей безнадежно трагической карте.

Фюрер знал о той патологической неприязни, которую Борман питал к рейхсмаршалу, но теперь, когда все, кто только мог предать его, уже предали, он не желал терять в своем окружении ни Геринга, ни Бормана. Уже хотя бы потому, что сами эти люди оставались и последними символами его угасающей власти, и ее реальными орудиями.