Субмарины уходят в вечность

— Главное, чтобы согласился личный агент фюрера по особым поручениям Скорцени. Теперь там все в его руках и в руках Гиммлера. С минуты на минуту командир Штанге ждет ответа. Я к чему все это говорю? Если Штубер опять пригласит вас, соглашайтесь с ним и искренне клянитесь, что будете преданы ему и Скорцени, а значит, и рейху. Только теперь уже без предательства, вы поняли меня?! Другой бы на месте Штубера давно приказал всплыть и выбросить вас за борт, на корм акулам, а этот возится. Все пытается вас как-то спасти.

— Я согласен, господин фельдфебель. Пусть даже рядовым матросом. Только бы не эта позорная казнь на виселице.

— Побойтесь Бога, Хорн! У нас вон — фельдмаршалов, как баранов, подвешивают, а вы — «позорная»! Молитесь, чтобы только

не мучительная. И не вздумайте признавать, что пытались кончать жизнь самоубийством. Штубер терпеть этого не может. Скажете, что это я вас ударил о стенку карцера.

— Будем считать, что так оно и было.

— Значит ты, ржавая твоя душа, — вновь перешел Зебольд на почти дружеское «ты», — согласен?

— Конечно, согласен! Вы уверены, что телеграмма придет до того, как мы прибудем на базу «Латинос»?

— Если честно, то не уверен, что она вообще придет. Русские уже приближаются к Одеру. Берлин они скоро будут обстреливать из артиллерийских батарей и даже из своих танков. Но самое страшное, что англо-американцы отказываются вступать с фюрером в переговоры о перемирии. Эти проклятые америкашки не желают, видите ли, предавать своих русских союзников, настроенных воевать до победного конца. И Штубер ненавидит их за это. Теперь ты понимаешь, Хорн, почему он не хочет губить таких парней, как ты, хоть до конца дней готовых истреблять америкашек на воде и на суше?

— Понимаю.

— Он понимает, — решил поручиться за приговоренного боцман, хотя собственная судьба ему была неведома.

— Действительно понимаешь или у тебя в голове все еще сидит эта твоя заговорщицкая дурь — захватить субмарину и пиратствовать в свое удовольствие?

— Действительно понимаю.

— Ну, смотри мне!

— Подождите, фельдфебель, а что же будет со мной? — ухватился за его рукав Питер Керин.

— А кто тобой, каким-то боцманом, будет сейчас заниматься где-то там, в Берлине?! Относительно тебя приказ один, по традиции подводников: всплыли, надели на бунтовщика саван и погрузились. Что тут непонятного? Но если Штуберу удастся вытянуть из петли твоего приятеля-заговорщика Хорна, то попытаемся и тебя, ржавая твоя душа, спасти. Или ты считаешь, что на пиратской субмарине опытные боцманы не нужны?

* * *

Когда еще через полчаса Хорна, причесанного, с отмытым от крови лицом, вновь ввели в кают-компанию, Штубер долго, молча смотрел на него, а затем попросил сидевшего рядом командира субмарины, чтобы тот прочел радиограмму.

— Она секретная, — предупредил Штанге.

— Теперь тут все свои.

— Как прикажете, — пожал плечами командир «Колумбуса» и зачитал ту, реальную телеграмму, которую Штубер получил за подписью Скорцени. А затем протянул ее для ознакомления Хорну.

Штубер дал возможность лейтенанту дважды прочесть радиограмму и продолжил свою словесную экзекуцию:

— Как видите, Хорн, приговор никто не отменял. Но решать вашу судьбу позволено мне, на свое усмотрение. В присутствии всех этих господ дайте слово дворянина, что поступаете в мое полноё распоряжение и будете выполнять все мои приказы. — Слово чести, господин штурмбаннфюрер, слово дворянина. — Зебольд, я знаю, что вы у нас самый недоверчивый. Вы ему верите?

— Пытаюсь поверить, господин штурмбаннфюрер. Но если господин Хорн попытается предать вас…

— Я ведь уже дал слово дворянина и офицера, — почти взмолился Хорн, уже уверовавший в то, что может спастись. — В таком случае повторите все, что нафантазировали себе по оду пиратского рейдирования в водах Атлантики и Индийского океана. С этой минуты опасаться своих планов вам уже нечего.

Штубер понимал, что ничего нового он не услышит, однако рассказ Хорна должен был помочь самому лейтенанту вернуться в стихию его пиратской романтики. Барон слушал его, не перебивая; у Хорна, наверное, еще не было столь внимательного слушателя его пиратских бредней, нежели этот СС-диверсант.

— Вот что я вам говорил, Гольвег?! — театрально восхитился Штубер. — Я ведь с самого начала утверждал, что в плане этого

парня что-то есть. Но тогда у меня еще не было приказа на создание подобной диверсионной — будем называть ее так, чтобы не употреблять термин «пиратской» — стаи.

— А теперь вы этого приказа добились.

— Из чего следует, что замыслы этого офицера приобретают свое морское воплощение. Не возражаете; капитан-лейтенант Штанге?

— Теперь, конечно, нет. С какой стати. Есть приказ. Вам даны широчайшие полномочия. База «Латинос» и все субмарины, которые вы сочтете необходимым объединить в диверсионную стаю, поступают в ваше распоряжение. Какие тут могут быть возражения?