Субмарины уходят в вечность

Да, мы побеждены, но не сломлены! жертвенность, вся наша борьба — это пример для будущих поколений истинных арийцев, та основа, на которой мы построим Четвертый рейх — еще более могучий, еще более совершенный, причем на сей раз — охватывающий элиту не только Германии, но и множества других стран и наций. Германский народ должен был пройти через это испытание огнем, мечом и пропагандистским словом, чтобы, овладев шарниром времени, оказаться на новом витке нашего национального развития.

«Шарнир времени — это из лексикона Гитлера», — довольный собой и успехами своего ученика, ухмыльнулся Скорцени. Сейчас он напоминал тренера, воспитанник которого наконец-то одержал первую победу.

— Сегодня я преклоняюсь перед тем человеком, который пал в борьбе против большевизма в рейхсканцелярии под моим именем, под образом фюрера… Отдадим же ему дань уважения и чести.

Услышав это, гросс-адмирал Дениц резко повел подбородком, словно почувствовал, что ему не хватает воздуха. Вздрогнув, он с удивлением взглянул на Скорцени. Ему казалось, что обер-диверсант должен был выслушать слова своего питомца со свойственной ему невозмутимостью, и был удивлен, увидев, что оберштурмбаннфюрер нервно ощупывает полы своего кителя, словно бы пытается нащупать припрятанный где-то там пистолет.

«В "речи фюрера", которую Великий Зомби должен был произнести перед нами, эти слова — о гибели в рейхсканцелярии двойника фюрера — предусмотрены не были, — понял Дениц. — Предполагалось, что этот момент Великий Зомби попросту обойдет молчанием. Но великий немой вдруг заговорил, причем явно не по заготовленному тексту. И заставил Скорцени занервничать».

— Этого «двойника фюрера» мы внедряли в рейхсканцелярию давно, с тех пор, как на меня было осуществлено покушение. Мы поняли, что враги пытаются обезглавить рейх, и мы им такую возможность предоставили. Настоящая борьба только начинается. Я покидаю Германию, но это не остров Святой Елены, это еще только остров Эльба, из ссылки на который я, подобно Наполеону, вернусь в Берлин триумфальным шествием батальонов моей старой гвардии.

«А ведь этот парень как раз и мог бы быть настоящим фюрером! — неожиданно поймал себя на крамольной мысли гросс-адмирал. — Интересно, где и каким образом Скорцени удалось заполучить его, а главное, по каким признакам определил в нем… Великого Зомби? Внешнее сходство — да, этого не отнимешь. Но лучше бы этого сходства не было или, по крайней мере, лучше бы Великий Зомби не увлекался им и не шлифовал его.

У этого человека свой путь, свой характер и свои амбиции. Он — фюрер сам по себе, независимо от того, чью имперскую тень пытается изображать. Тем более что Гитлер — не тот человек, которого хочется копировать и которому следует подражать».

— Вам, гросс-адмирал Дениц, — Великий Зомби выдержал надлежащую паузу и, лишь услышав такое милое его уху: "Слушаю,- мой фюрер!", — продолжил: — суждено было оказаться во главе рейха в самый трудный момент его существования, по существу, в момент его гибели. Но все мы верим, что вы найдете в себе мужество достойно встретить все ультиматумы врагов, выйти победителем из дипломатической войны с ними и вывести Германию из состояния войны.

Пока Великий Зомби изощрялся в красноречии, лже-Ева сначала молча понаблюдала за тем, как несколько эсэсманов, минуя строй почетного караула, заносят на причал их чемоданы, а затем остановилась в начале этого строя. В своей отлично подогнанной эсэсовской форме со знаками различия оберштурмфюрера, в элегантно посаженной на ржановолосую головку черной пилотке, она выглядела потрясающе. Окажись сейчас рядом с ней настоящая Ева, она — с ее нескладной фигурой, крестьянской походкой и жеманным, под мелкобюргерское пуританство, поведением, — выглядела бы провинциальной домработницей из местечковой окраины.

— Германцы, наша борьба продолжается! Куда бы судьба ни забросила меня, я всегда буду помнить о вас. Мы еще встретимся, и произойдет это значительно раньше, чем могут предположить наши враги. Мы еще вернемся, мы возродим Германию, сделав ее еще более могучей и прекрасной. И, как я и планировал, величественную столицу нашу Берлин переименуем в Германиа. Чтобы она стала столицей не только Четвертого рейха, но и столицей, священным городом всех германцев мира, всех, кто чувствует себя принадлежащим к ядру германской расы![124] А в центре величественного Германиа мы все же возведем колоссальный Дворец солдатской славы, с галереей фельдмаршалов и мемориальным монументом Неизвестному Солдату![125] Обязательно возведем. Оставайтесь же верными своему долгу и своему фюреру, а я, ваш фюрер и Верховный судья нации[126], навсегда останусь верен вам и Германии!